Интервью русского массажиста «Колорадо»: помощь для Ничушкина, баня для Лемье, русский язык для Мэнсона и ресторан для Лагутенко

Денис Романцов поговорил с Евгением Халецким.

В разгар финальной серии Кубка Стэнли нападающий «Колорадо» Михаил Мальцев написал о массажисте Евгении Халецком: «Он здесь уже 25 лет. Знает всех, его знают все. Мне было очень непросто психологически, и Джей меня чуть ли не больше всех подбадривал и поддерживал».

Через два дня после завершения сезона я позвонил Халецкому и выяснил: впервые он соприкоснулся с «Колорадо» осенью 1996-го, но главным массажистом команды стал только в прошлом году.

– Некоторые ребята говорят: «Джей, ты принес нам удачу. Первый сезон – и сразу Кубок Стэнли!» 

Тут вообще много символизма. Решающая игра состоялась 26 июня – а я в Америке 26 лет. К тому же это день рожденья моей внучки – ей исполнился год. А 18 июня, когда мы победили 7:0, – день рожденья моего помощника Жени Наташкина. Он тоже из Алма-Аты. 

С Евгением Наташкиным

Кстати, на шестую игру жены и дети игроков летали отдельным самолетом, а назад все-все – игроки, тренеры, сотрудники, родственники, собачки – летели вместе. Когда приземлились, самолет облили водой из брандспойтов.

А в полете все по очереди сфотографировались с кубком – уже помятым. 

– Как в команде отреагировали на падение Обе-Кюбеля?

– Все рты пооткрывали. Потом над Николя шутили: это самая быстрая порча трофея в истории. А так-то – чего с кубком только не было. В озере топили, лошадей кормили, икру ели. 

– Защитник Сильвен Лефевр крестил в нем дочь в 1996-м.

– А игроки «Монреаля» бросали его в бассейн дома Патрика Руа. 

– Другой вратарь – Павел Францоуз – вспоминает три года в Челябинске?

– Постоянно! Паша очень хорошо говорит по-русски. Он не жалеет о периоде в «Тракторе» и считает это полезным опытом.    

– Как другой парень из Челябинска – Валерий Ничушкин – набрал больше очков, чем в двух первых сезонах с «Колорадо»?

– Дело в его характере и терпении. Он говорил мне, что страдал от тяжелых травм. От одной восстановился – тут же другая. 

Когда в памяти болевые ощущения, трудно сразу вернуться на высокий уровень. Тут важны удача, психологический настрой. В итоге Валера проснулся и резко начал забивать.  

В этом сезоне я много с ним работал – и приятно, что он отметил: «Женя, твои руки в моих голах присутствуют». 

Валера сказал мне, что ему нравится в команде и он настроен остаться. Я рад, потому что дружу со всеми русскими в «Колорадо» и всегда грущу, когда они уезжают. 

Жаль, что не остался Артем Анисимов, который был осенью на просмотре. Зато Миша Мальцев, не сыгравший в плей-офф, летал с нами в Тампу. Вчера мы посидели с ним в немецком ресторане. Выпили по литру пива, поели сосисек, и он полетел в Дубай. Оттуда – в Питер. 

– Кто для вас открытие сезона в составе «Колорадо»?

– Из ветеранов – Кадри. Его прессуют, осуждают, называют грязным игроком, но даже под таким давлением он отлично сыграл. Решающие матчи с «Тампой» провел со сломанным пальцем (железка в нем до сих пор торчит). Я сделал ему 15 сеансов на руке, и он быстро вернулся. 

Кстати, Эндрю Кольяно – тоже с переломом. И выскочил на лед еще раньше. Целеустремленный парень.

Также радует защитник Джош Мэнсон. Мы много общаемся, он даже начал учить русский. Уже говорит: «Привет, друг, как дела, как сам? Давай-давай». 

Выделю и немца Нико Штурма. Не так результативен, но работает на тренировках дольше всех. В четвертой игре плей-офф с «Сент-Луисом» он не участвовал и после первого периода пришел на массаж. Мы проигрывали 0:1, а тут вдруг раззабивались – одна, вторая, третья, четвертая. 

Он так обрадовался! В следующих матчах это сработало еще пару раз. Нико приходил ко мне – и наши забивали. 

– Зачем Мэнсону русский язык?

– Ему интересно. Он каждый день узнает новые слова и уточняет: «Я правильно сказал? Без акцента?» Иногда даже перед играми – например, перед финалом. Говорит: «Джей, я не хочу думать о матче, нервничать, переживать. А когда ты учишь меня русскому, я отвлекаюсь. После этого готов к игре».

– Как себя ведет Нэтан Маккиннон?

– В команде он как будто второй капитан. Когда проигрываем, говорит: «Ребята, не ссыте. Перестроимся и сделаем их». При мне он никогда никого не ругал. Всегда на позитиве. 

Но может и сказать кому-то: «Зачем это ешь? Не надо. В хоккее это не поможет». Или: «Чего сидишь? Пойди растянись – игра же сегодня».   

– У кого в «Колорадо» лучшее чувство юмора?

– У Эрика Джонсона. Однажды я массировал его и попросил ответить с моего телефона Рантанену: «Напиши Микко, что он может прийти ко мне в 8:30». А Эрик написал совсем другое (даже не проси это цитировать). Прочитав сообщение, Рантанен подумал, что я сошел с ума. 

С Микко Рантаненом

Микко, кстати, тоже приколист. В отличие от Арттури Лехконена. Тот – скромняга, молчун. После его победного гола «Эдмонтону» все так радовались, что вышли в финал, а он тихо сидел и ел йогурт.  

Халецкий занимался горным туризмом, учился на киномеханика и служил в Германии

– Ваш первый спорт – горный туризм в Алма-Ате 70-х. Как это было?

– Я с детства спортсмен. В школе любил футбол, баскетбол, стрельбу из рогатки, бег по лесу. Ленивым мальчиком не был. 

В 1975-м, когда мне было 15, старший друг Андрюша Титов вытащил меня в горы. По вторникам и четвергам я занимался в секции горного туризма с людьми на 10-20 лет старше меня, а с пятницы по воскресенье ходил по горам. 

Это скорее увлекательно, чем рискованно. Да, можно сорваться, удариться, может камень прилететь, но в целом горный туризм не так опасен, как альпинизм. И все равно – это спорт, где надо иметь яйца, силу воли. 

Горным туризмом я занимался до 19 лет и стал кандидатом в мастера спорта. 

– Чем помог тот опыт?

– Это хорошее жизненное воспитание. До сих пор с теплотой вспоминаю сборы, которые устраивал руководитель секции Алихан Кобжанов.

Мы 10 дней жили в палатках и по 7-8 часов в день лазали по скалам – с пальцев аж кожа слезала. Они у меня были чувствительные – я ведь еще и бренчал на гитаре бардовские песни («Милая моя», например), а потом ладони огрубели и стали как камешки. 

На тех сборах я учился готовить, выживать, не подвергать себя опасности. Все это пригодилось в армии, куда я попал по окончании техникума (выучился там на киноинженера и какое-то время крутил фильмы в клубе). 

– Где служили?

– В Восточной Германии. На границе с Польшей – во Франкфурте-на-Одере. Мы прилетели туда ночью прямиком из Алма-Аты. Местные сержанты нас обшмонали, вынули денежки и повезли на поезде в часть. 

Первое впечатление по приезде – запах угля. Немцы закупали его у поляков, топили им печки, и запах стоял по всему городу. 

В час-два ночи нас повели на пересыльный пункт. Уже светает, а мы все идем и идем по каменным мостовым. Часов в пять на крыльце одного из домов увидели корзинки с молоком и печеньем. Сержанты крикнули: «Не трогать! Всем оставаться в строю!»

До сих пор это помню, хотя прошло 43 года. 

– Тяжело было в армии?

– Физически – нет. Два года я провел в топографической службе. Хорошо бегал на зарядке – настолько, что слышал: «Женя, тормози, отстаем». Каждое утро подтягивался 20 раз, делал подъем переворотом. А ребята страдали – кто-то и пятки не мог от земли оторвать. 

Меня другое тревожило. Я каждый день писал бабушке, но ничего не получал в ответ. А она, по сути, растила меня, кормила, купала в тазике, читала мне хорошую литературу. А тут – молчит и молчит. 

Перед призывом она говорила: «Женя, как только уйдешь – я сразу умру». Очень меня любила. Только после полугода службы выяснилось: после того, как я уехал на такси в военкомат, бабушка упала на крыльце и умерла. 

Я был в шоке. Как и тогда, когда узнал из письма, что двух девушек, с которым я подружился в секции горного туризма, задавило лавиной. 

После армии Халецкий работал бортпроводником и спасателем

– Чем занимались в 15 лет между дембелем и Штатами?

– После несчастья с девчонками я не вернулся в секцию и искал работу в газете «Вечерняя Алма-Ата». На стройку, что советовала мама, не тянуло, и вдруг я наткнулся на объявление: «Аэропорт набирает бортпроводников». Ну и поперся туда. 

Приняли. Отучился на курсах, получил форму, фурагу с гербом – и вперед, в самолет. Отвечал за груз, почту, багаж. Помогал девочкам раскладывать еду и напитки. 

Однажды после взлета мы почувствовали, что падаем. Оказалось, в самолете что-то заело, но пилоты справились с ситуацией и не допустили трагедии.  

А в остальном – никакого стресса. Просто тяжелый интересный труд. Прилетал в Москву – гулял, покупал колбасу с фантой, вез домой. Бортпроводником работал до мая 1983-го. 

– Почему ушли?

– Устал от ночных перелетов. Кровь шла из носа от переутомления. В итоге услышал от руководителя секции горного туризма: «Чего ерундой занимаешься? Ты же турист, горный человек. Иди ко мне работать». И я стал инструктором городского туристского клуба, а потом и директором. 

– Как на вашей работе отразился распад СССР?

– Раньше в наши горы приезжали туристы со всех республик. А потом народу стало меньше. В остальном – пропали продукты, появились очереди, ухудшилось настроение. 

Как и везде, в Алма-Ате был рэкет – причем даже очень сильный. Но что с меня взять – я ж не торговец. У меня был только проездной в кармане да рюкзак за спиной. 

Потом я перешел в спасательную службу. 

– Спасли кого-то?

– Пару раз вывозили ребят из гор на вертолете. Но бывало, что вытаскивали уже мертвых людей. 

Халецкий прилетел в США с 400$, занятыми у товарища в Алма-Ате

– Что подтолкнуло к переезду в Америку летом 1996-го?

– Я бросил туризм и трудился в агентстве по продаже авиабилетов «Люфтбрюке» – как раз начался отток людей в Германию. Работал заместителем Володи Юна (он известен как бард, но также учил Назарбаева кататься на лыжах) и получал хорошие деньги, носил костюмчик, туфельки. Нормально. 

Но еще один мой друг Леня Высоков, тоже занимавшийся туризмом, уехал в 1994-м, открыл в Денвере русский спа и позвал к себе. Месяца три я размышлял, но жена сказала: «Давай уже езжай, попробуй».

Леня прислал приглашение на семинар в Институт массажной терапии – для проведения лекции по русскому массажу и технике русской бани. Опа! Я пошел с ним без на надежды на получение визы. Консул долго меня мучил, но все же пустил в США. 

В июне 1996-го я полетел по маршруту Алма-Ата – Москва – Чикаго – Денвер. 

– Как попали в «Колорадо»?

– Леня написал в команду, что в его спа-салоне можно восстанавливать спортсменов. Пришел представитель «Эвеланш», получил от Леонида весь сеанс (с баней и массажем) и сказал: «Мы подумаем». Вскоре Леня стал массажистом «Колорадо».

Стало не хватать времени на спа – вот и позвал меня. Я прилетел в день, когда «Колорадо» отмечал в ресторане первый Кубок Стэнли, так что Леня забыл про меня, и я 5 часов ждал его в аэропорту. Без языка и практически без денег: было только 400 долларов, занятых у товарища в Алма-Ате. 

Но в итоге Леня нашел меня, помог с арендой комнаты и через три месяца привлек к работе с «Колорадо» в тренировочном лагере – там собирается до 60 игроков, в одиночку он не справлялся.

Потом Леня отправил меня на выставочные игры в Лас-Вегас. А сам остался заниматься спа-салоном. 

– А вы что?

– А я не говорил по-английски и был хреновым массажистом (учился этому в институте физкультуры, но больше в теории). Внутри команды говорили быстро: сплошные клички, термины – я мало что понимал. Хорошо, что Каменский, Гусаров и Озолиньш взяли меня в оборот: подсказывали, угощали в ресторане. 

Потихоньку я освоился, наработал руки, заслужил уважение в команде. Клод Лемье всегда шел на мой стол со словами: «Джей, потряси меня». Просил не массировать, а именно растрясти. 

Потом мы привели Клода в баню, где я парил его вениками. Он говорил по-французски, и я подарил ему альбом моей любимой франкоязычной певицы Патрисии Каас. 

С Грегорио Прадерой

– Как сблизились с «Колорадо»?

– После трех лет в тренинг-кемпах я, наоборот, отдалился. Было трудное время, и я сосредоточился на работе в спа. К тому же команду покинули и наши хоккеисты, и Леня – его заменил наш общий знакомый Грегорио Прадера, посещавший мои лекции по массажу.

Но в 2002-м Грегорио попросил подменить его на неделю (улетал на похороны мамы), и я снова стал работать в тренинг-кемпах. А с 2010-го – и в плей-офф. В 2021-м Грегорио уволился, и главным массажистом «Колорадо» стал я.

– Почему после трех первых лет в «Колорадо» наступило трудное время?

– Я много работал, с трудом осваивал новый язык, скучал по горам, по друзьям. Потом получил грин-карту, устроился в другой спа, купил домик, родился сын – и жизнь наладилась.   

– По чему скучаете и сегодня?

– Хочется конской колбасы – казы. Ее тут не продают. 

С Русланом Салеем Халецкий познакомился на концерте «Мумий Тролля»

– С кем подружились из первого чемпионского «Колорадо»?

– С немецким защитником Уве Круппом, который забросил победную шайбу в четвертом матче финала-1996 с «Флоридой». Он европеец, так что ближе мне по ментальности. На массажном столе много рассказывал о своих лайках (у него их 7 или 8). 

– Форсберг – тоже европеец. 

– Близко мы не общались, но, полетев с женой в наш первый отпуск в Мексику, я встретил Петера в аэропорту (он собирался домой) – и мы обнялись. 

В 2020-м умер [генменеджер «Квебека»/«Колорадо» 1994-2006] Пьер Лакруа, и Форсберг прилетел в Денвер. Стоял с Адамом Футом – в очках, с бородой – и молча мне улыбался. Я поздоровался и подумал: «Кто это?»

Потом отошел за таблетками от головы для Адама, вернулся и только тогда понял: это ж Форсберг: «Извини, не узнал». – «А я тебя помню, Джей». 

– Настолько изменился?

– Уже не молодой пацан. Стал солидным мужчиной.   

– Самый близкий вам чемпион-2001?

– Алекс Тангуэй. Я работал с ним не только в команде, но и раз в неделю приезжал к нему домой. Сам массировал Алекса, а моя супруга Оля – его жену. 

После ухода Грегорио Прадеры я отправил в клуб резюме, к которому приложил рекомендацию Тангуэя. А когда официально устроился в «Колорадо», Алекс меня поздравил.

– Самое яркое путешествие с «Колорадо» до сезона-2021/22?

– В Нэшвилл в плей-офф-2018. Колоритный город. Я люблю блюз, а он там – из каждого окна. Мы гуляли с Грегорио и наслаждались: в каждом ресторане – своя группа. 

Увидели мы, и как колотили молотом машину в цветах «Колорадо» – традиция Нэшвилла: люди платят деньги, долбят и получают удовольствие. 

– Когда вы начали работать в плей-офф, лидером «Эвеланш» был Пол Штястны. Чем запомнился? 

– Шикарный парень. Я делал Полу терапевтический массаж и после обмена в «Сент-Луис». Рассказал ему, что с детства слышал его фамилию (отец и дяди Пола играли за Чехословакию против наших) – а тут раз, и он на моем столе. Удивительное ощущение: как же тесен мир. 

– Самая удивительная встреча с хоккеистом?

– Руслана Салея впервые увидел не в команде, а на концерте группы «Мумий Тролль» в Денвере, который я рекламировал. В зале мы познакомились, а потом я массировал его в плей-офф. Очень переживал, когда в 2011-м разбился «Локомотив» – с Салеем и Скрастиньшем. Карлис – добрый, честный парень. Я дружил с ним, хорошо знал его жену и детей. 

– Чей уход из «Колорадо» – самый неожиданный для вас?

– Из недавнего – Тайсона Джоста как-то внезапно обменяли в «Миннесоту». Только что был с нами – и вдруг его уже нет. Джост – веселенький парень. Расспрашивал про моего сынка, который тоже играет в хоккей. 

Другой случай – Мэтта Дюшена в 2017-м убрали прямо с игры. Выходил на матч в составе «Колорадо», а через несколько минут стал игроком «Оттавы». Встал со скамейки, переоделся и поехал в аэропорт. 

Жалко было расставаться с Варли (Семеном Варламовым – Sports.ru). Мы дружим семьями, гостили друг у друга. 

– Вы и свидетелем выступали, когда он судился с Евгенией Вавринюк. Как себя чувствовали?

– Сложновато сохранять спокойствие, когда на тебя смотрят судьи и юристы Вавринюк. Я волновался, потому что не знал, какие будут вопросы. Но помогло, что был переводчик. Вопрос я понимал сразу и, пока его переводили на русский, обдумывал ответ – чтобы высказаться четко и не навредить Варли. В итоге отвечал долго – часа два. 

– Кого еще из хоккеистов встречали на концертах?

– С Варли были на концерте Миши Башакова, который выступал у нас раз 20. Семену очень понравилось. С Федей Тютиным ходили на группу «Звери». Ох, как мы там зажигали.  

Халецкий искал контрабас для «АукцЫона» и расклеивал по Денверу афиши «Мумий Тролля»

– Как вы стали рекламировать концерты?

– В 2008-м участвовал в создании первой русской рок-группы Денвера и проведении здесь концертов наших музыкантов. Например, «АукцЫона» – доставал им контрабас, провожал в аэропорт, а перед концертом брал у Гаркуши интервью. Но в остальном к нам мало кто ездил – в остальном-то тянулись в Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, где можно хорошо заработать. 

И тут вдруг я увидел, что в Денвер едет «Мумий Тролль». Я поразился – после «Чижа» у нас много лет не было звезд такого уровня (поп-исполнителей я не беру – не интересуюсь).

Подумал: е-мое, а в Денвере знают, кто к нам едет? Рекламы вообще не было. Я тупо написал на e-mail: «Это Женя Халецкий. Делаю русский музыкальный фестиваль. Вижу, что едете в Денвер. Но Oriental Theatre на окраине города – русскоязычные туда не поедут, если не будут заранее знать о концерте. Вы в курсе, где будете играть?»

– Что ответили?

– «Ничего не знаем ни о площадке, ни о Денвере. Нас просто забукали. Что можете для нас сделать?» – «Расклеить афиши, дать рекламу в русских газетах». – «Давайте!» 

Город ка-а-а-ак взбудоражился. 300 человек – не огромное количество для «Мумий Тролля», но для русского Денвера это большое событие: люди охренели от счастья. 

Тогда же я свозил Лагутенко и других ребят в наш спа-салон. Они полдня купались в бассейне, сидели в сауне. После концерта – где-то в час ночи – сказали: «Мы хотим кушать». Я повез их в ночной мексиканский ресторанчик и услышал от Ильи: «Я как раз об этом и мечтал».

Одна русская девушка так обрадовалась, увидев их: «Хотите я вам десерт куплю?» – «Спасибо, – сказал Илья, – мы сладкое не едим».  

Потом они приехали еще дважды – осенью того же 2008-го и в 2009-м. 

Недавно менеджер группы написал: «Поможете?» – «Конечно». Мы начали готовить новый концерт, но, к сожалению, началась *****. И все отменилось. 

– Какой самый мощный концерт посетили в Денвере?

– В день, когда жена уезжала рожать нашего сына, я был на Deep Purple. Проторчал там до 12, вернулся, а она уже на улице стоит – пора ехать. 

Еще мне понравилось на ZZ Top, Scorpions и B.B. King в горном амфитеатре Red Rocks. 

Когда 6-й матч закончился, Халецкий не спешил на лед – знал, что все равно успеет

– Где вы находитесь во время матчей «Колорадо»?

– Дома – рядом с девочками, которые чистят лед. На выезде – в тренерской с видеокоучем. Смотрим игру по телевизору – иногда с задержкой на 2-3 секунды. Бывает, слышишь сирену, а на экране еще играют – и думаешь: ну вот блин, нам вкатили. 

С Игорем Швыревым

– Раньше в НХЛ запрещали хоккеистам общаться в раздевалке не по-английски. В «Колорадо» есть такое?

– Еще как. Например, Паша Францоуз болтает с Валерой Ничушкиным про Челябинск, и Ландескуг или Маккиннон перебивают: «English please!» Правда, сам Ландескуг часто говорит по-шведски с Бураковски, и тогда уже их одергивают. Но это в шутку. 

– Финальную серию вы начали уверенно. Что творилось в команде, когда общий счет стал 3-2?

– Наступила тишина. Ребята поняли, что расслабляться рано – надо фокусироваться. Стало меньше шуток и больше напряжения. Но уверенность, что мы победим, сохранялась – это здорово. 

И город в нас верил. Весь сезон – полные трибуны. После каждого гола в ворота «Тампы» в Денвере устраивали фейерверк.  

– Что вы делали в конце шестого матча?

– Готовил в раздевалке напитки для ребят. За полторы минуты до конца – при счете 2:1, когда могло произойти что угодно – забежали ребята, не заявленные на матч, быстро сняли костюмы и надели хоккейную форму. 

Потом я вернулся в видеокомнату, где все сидели с каменными от волнения лицами. После финальной сирены все обнялись и побежали на лед. А я не спешил: знал, что там это надолго. 

Шел, шел по коридору – и заплакал. Потом уж утер сопли и обнялся с ребятами на льду. 

Фото: архив Евгения Халецкого