«Невозможно без любви работать в шахте, а по вечерам тренировать детей за 15 тысяч». Жажда и боль нашего спорта

Интервью-путешествие Вадима Кораблева.

В 2019-м я сделал интервью с Виктором Кравченко, который уволился из «Газпрома» и стал репортером канала Василия Уткина. Тогда Кравченко выпустил два очень обсуждаемых фильма: сначала о том, как в бедной Африке появляются звезды уровня Дрогба и Мане, а потом проехал от «Лужников» до «Газпром-Арены», чтобы показать унылую жизнь нашего футбола между двумя крупнейшими стадионами.

Спустя два года Кравченко уже не работает с Уткиным, а ведет свой канал (так и называется – «Витя Кравченко»), где продолжает выпускать репортажи, но они уже не только про футбол. Мы делаем с Кравченко второе интервью, потому что его новые выпуски затрагивают еще больше проблем нашего спорта, чем предыдущие.

Приготовьтесь к большому путешествию, но сначала изучите маршрут. В нем будет не только Россия.

🤝 Граница России и Норвегии – исследуем, как развивается спорт в городках Никеле (Россия) и Киркенесе (Норвегия), которые разделяют всего 35 км. Спойлер: будет невесело, потому что у нас тренерам платят 15 тысяч, заниматься им почти не с кем – все уезжают. Зато в Норвегии полно русских тренеров (и там их ценят).

⚾ Удмуртия, фестиваль традиционных видов спорта. Узнаем, почему лапта и городки умирают в России, почему за них не борются чиновники и как они испортили фестиваль, который так необходим людям.

🏹 Якутская Олимпиада под названием Игры Манчаары. Фантастическое событие (мощнее Олимпиады!) в селе, где живут 6 тысяч человек, которым постоянно отключают свет и не проводят газ. Местные школьники мечтают улететь в США или Швейцарию.

🐐 Кыргызстан, турнир по кок-бору. Шокирующий вид спорта, где игроки с палками скачут на лошадях, ломают ноги и спины и пытаются завладеть тушей козла.

Пристегнулись? Тогда вперед.

Сначала про новую жизнь Кравченко: после разрыва с Уткиным они не общались полгода. Сейчас у него контракт с империей продюсера «ТНТ» Вячеслава Дусмухаметова

– В апреле 2020-го вышел твой последний фильм на канале Василия Уткина – про единоборства в Дагестане. Когда стало ясно, что больше твоего контента там не будет?

– Где-то через полгода. В первую очередь я должен сказать, что фильмы получались крутыми благодаря Васе [Уткину] и Владу Пушкареву, нашему режиссеру и монтажеру. Это и была вся наша команда – три человека. По разным причинам мы с ними больше сотрудничать не могли.

– По каким причинам?

– Думаю, Влад намного более профессиональный чувак, чем я. Ему со мной было тяжело. После ковида я уехал в Томск, и все заглохло. У нас были планы, мы с Васей готовили какие-то поездки, но когда я вернулся из Томска, Вася сказал, что мы пока делать большие поездки не можем. Сказал, что надо заниматься «Эгриси». И я снимал «Эгриси». В октябре делать этот сериал стало невозможно: я ушел из команды как игрок и автоматически как репортер. Когда я сказал, что больше не буду играть за «Эгриси», это означало всяческий разрыв отношений с Васей.

– Ты закончил с «Эгриси», потому что стало скучно?

– Я был выхолощен, не понимал, что делать дальше. Мне не нравилось, как это снимается, условия и отношения, которые сложились между мной, съемочной группой и Васей. А в футбол я там уже особо и не играл, выходил только на 5-10 минут. Просто это хотелось закончить.

Как и из «Газпрома», я уходил в пустоту, не было ни с кем договоренностей.

– Как вы расстались с Уткиным?

– Я знал, что этот вопрос будет. Очень много людей, которые с Васей прекращают работать, потом говорят про него разную херню. Я этого делать не собираюсь, хотя понятно, что у нас с Васей были претензии друг к другу. Думаю, наш творческий разрыв был очень болезненным, потому что это не было работой, на которой мы дружили. Это была дружба, на которой мы работали. Я перестал общаться с другом и человеком, который очень многое мне дал, показал мир в каком-то смысле.

Поэтому у меня включается самоцензура. Я не хочу и не буду себя ни в чем ограничивать в разговоре с тобой, но именно по этой теме не могу разложить детали. Хотя понятно, что там были проблемы личного характера.

После [разрыва] мы полгода не общались вообще.

– Уткин посчитал, что ты его предал?

– Может быть. Мы с ним этот вопрос так и не проработали. Я пытался, но Вася говорил, что не хочет выяснять отношения, что время уже прошло. Когда мы с ним встретились через полгода, которые не общались, [сделали вид] будто ничего и не было.

Сейчас мы общаемся не так, как раньше, но нормально.

– А как у вас была устроена экономика? Ты получал процент с рекламы или стабильную зарплату?

– Мы условились на зарплату, я получал 70-75 тысяч в месяц. За фильмы – больше 90 тысяч.

Первые деньги Вася мне дал для фильма про Африку – 500 тысяч. Хотя сериал в итоге обошелся в 700-800. Серии набирали до 200 тысяч просмотров, понятно, что сериал не отбился. Но после его выхода Вася принес мне в кафе 70 тысяч и сказал: «Это тебе за рекламу «Марафона». Там была букмекерская интеграция.

Я тогда даже не хотел их брать, говорил, что он дал мне шанс, дал деньги на сериал, а тут еще сверху.

После этого появилась зарплата каждый месяц. Я, конечно, больше получал в «Газпроме», но был полный кайф заниматься тем, что мне нравится, и еще получать за это деньги. Финансовый вопрос меня не волновал.

– Потом у вас с комиками Дмитрием Позовым и Романом Косицыным появился канал «Площадка» на базе Medium Quality (продакшен-компания, принадлежит креативному продюсеру «ТНТ» Вячеславу Дусмухаметову – Sports.ru). В интро ты говоришь: «Это новый спортивный канал, где мы планируем всех ######### [разорвать]». ######### [разорвали]?

– Это была ужасная фраза. Наверное, из-за того, что я долго ничего не выпускал, во мне скопилась негативная энергия, я хотел жесткой войны. Думал, что сейчас мы будем рвать чиновников, агентов и так далее. Это не было обращением к индустрии, что мы сейчас тут построим лучший спортивный ютуб-канал.

– В итоге на этом канале вы с комментаторами, блогерами и комиками играли в фифу и снимали реалити про жизнь в одном доме во время Евро-2020. Никаких чиновников там не было.

– Не было, да. Когда начали снимать, я понял, что прежде чем кого-то ########### [разрывать], надо сначала самому что-то сделать. Меня бесят форматы, когда чуваки сидят в студиях и просто кого-то хейтят, не создавая больше никакого продукта. Вообще не хочется этим заниматься.

Мы отработали контракт на четыре месяца, он закончился как раз после «Евродома» (так назывался формат во время Евро-2020 – Sports.ru). Нам предложили новый, у нас стало больше возможностей, и мы решили разделиться. Все хотели делать разные штуки. «Поз и Кос» переименовался в «Площадку», а «Площадка» стала моим каналом, который сейчас называется «Витя Кравченко». При этом мы остались в продакшене Medium Quality. Все очень быстро развилось – у них сейчас и ММА, и футбольные блогеры.

– Финансово на «Площадке» тебе было выгоднее, чем на канале у Уткина?

– Точно так же. С разницей в том, что здесь у меня появилась возможность постоянно снимать. Васе я просто не нужен был каждую неделю, у него и так выходило 3-4 ролика.

Думаю, я все это время хотел лично отвечать за то, что появляется на канале, не делить его с кем-то. Теперь как раз так, и это мне очень нравится.

– Последнее о том периоде. На «Площадке» было много комиков – от Чебаткова до Белого, – которые сейчас очень популярны. Как они тебе?

– Некоторые очень крутые ребята. Это не какая-то отдельная каста людей. С тем же Чебатковым мы и сейчас общаемся, он тоже из Томска.

Мне очень понравилось, как они ведут себя в кадре. Я же занимался только спортивными видео, снимал себя на одну камеру и никогда ни в каких шоу не участвовал. А тут увидел 5-6 камер, перед которыми ребята очень комфортно себя чувствовали, всегда знали, что говорить. Я терялся, чувствовал себя белой вороной.

Когда с кем-то долго находишься, перенимаешь привычки, сам того не замечая. Теперь у меня не потеют руки перед камерой. Думаю, это опыт. Ребята – топы в своей индустрии, много лет в игре. В этом плане мне везет с людьми. За два года я поработал с Васей и со Славой Дусмухаметовым. Не думаю, что заслужил такую возможность.

– Ты периодически общаешься с Дусмухаметовым. Как впечатления?

– Просто сразу понимаешь, что чувак играет в высшей лиге. Он из тех людей, про которых никто не говорит плохо, – и не потому что он страшный и ужасный. Все сразу отмечают, что он суперпрофи. Мне кажется, его появление в спорте может положительно сказаться на индустрии, потому что Слава – мощнейший продюсер. Как минимум медийный футбол может серьезно выиграть. «Амкал», «2Drots» и другие так ведь и не создали лигу. Ни у кого нет таких ресурсов. Слава точно способен сделать проект подобного масштаба.

– Что вы с ним обсуждаете?

– Канал, мои видео. Вот какое я место занимаю в его иерархии? А он все равно уделяет мне внимание, спрашивает, нужна ли помощь. Не лезет в сам контент, не говорит, что вот так будет офигенно, а вот так нет. Пока щупает, пробует. Но какие-то глобальные вещи он подсказывает.

– Какие, например?

– Может посоветовать, как вести себя, интересуется, чем может помочь. Он очень открытый. За творчество. Всегда прямо говорит, что думает.

– Сколько человек занимаются твоим новым каналом?

– Трое. Максим Газизов ищет фактуру. Андрей Бутузов занимается режиссурой и монтажом. И я.

– Сейчас – лучшее твое время на ютубе?

– Конечно. Очень классно делать свое, с людьми, которые разделяют твои идеи. Страхи и сомнения никуда не уходят, я не знаю, что будет завтра, потому что понимаю, насколько специфическую штуку мы делаем.

Это не масс-маркет. Наверное, это никогда не будут смотреть миллионы.

– Ты к этому стремишься?

– Пока нет. Передо мной не стоит задачи, которую я озвучивал в первом видосе «Площадки». Если бы я хотел набрать миллион, то поехал бы к Хабибу, жил у него под дверью и умолял бы провести с ним несколько дней. Или попытался бы договориться с каким-нибудь Дзюбой. Мне кажется, сейчас нет разницы, как человек берет интервью, если у него в гостях Красава, Уткин, Нобель. Это точно наберет хотя бы несколько десятков тысяч. Просто из-за имен в названии.

– А какая у тебя задача?

– Если глобально: мне нравится спорт, я хочу его изменить и сделать лучше, как это вижу со своей стороны. У меня есть представление, что в нем должно быть, а что нет. Понятно, это представление абсолютно примитивное, при этом я уже много всего видел в России, у меня есть какой-то опыт и понимание.

А если говорить про сиюминутные задачи, то я хочу показать людей в спорте, которые мне нравятся. Которые вдохновлены, которые максимально искренне занимаются своим делом. Часто их не видно, и я хочу показать, что они есть, что на футболе и хоккее спорт не заканчивается.

– А как ты так резко отошел от футбола? Ты же был завязан только на нем.

– Ну, у Васи я снял фильм про культ борьбы и ММА в Дагестане. Про футбол у меня было, по сути, два фильма, просто один – про Африку – разбился на несколько серий. После «Москва – Питер» я понял, что мне интересен не только футбол. Потом я случайно начал снимать местечковые соревнования в свой формат новостей. Мы просто ехали где-нибудь, видели турнир и снимали, потому что весело. И там я открыл целый мир локальных национальных видов спорта. Это меня поразило.

В следующем году (это интервью записывалось в декабре 2021-го – Sports.ru) я готов снимать только национальные виды спорта. Это целая вселенная. И все СМИ, включая Sports.ru, точно не делают того, что могли бы для них делать. Вот говорят, что все деньги в Москве. Так у нас и весь спорт в Москве, все заточены только на большие события, которые позволяют заработать. А у нас почти каждый месяц проходят очень самобытные и интересные соревнования, но вам они не интересны. Туда могли бы отправлять корреспондентов Sports.ru, «Матч ТВ», «Чемпионат», но вы этого не делаете. Приходится восполнять пробел. И я не понимаю, почему так.

– Боюсь, большую часть из этого не будут читать. 

– Смотри, мы сделали репортаж про якутские виды спорта, который посмотрело больше 70 тысяч человек. На скромном канале, где 50 тысяч подписчиков. Аудитория Sports.ru в тысячи раз выше.

– Мы сейчас общаемся, потому что ты снимаешь их очень классно.

– Это не из-за меня. Это просто очень интересные соревнования. Там крутые люди.

– Не скромничай. Другие ролики про якутскую Олимпиаду собирают 5-15 тысяч.

– Есть вещи, которые иногда можно просто честно показать, и они будут интересны.

Граница России и Норвегии: у нас работают за 15 тысяч и не могут купить девушкам форму, у них работают за 360 тысяч и строят бассейны с джакузи

– Хотелось поехать туда, где холодно, и снять про спорт. Мы смотрели на карту России, думали про Мурманскую область. Включали на ютубе видосы местного телевидения, и там был сюжет про Никель. А потом мы увидели, что Никель прямо граничит с Киркенесом, всего 35 километров. И решили сравнить, как там дела со спортом.

– Давай сначала о городах. Как тебе Никель?

– Это поселок городского типа, там живут 10 тысяч человек. Не просто поселок, а центр Печенгского района Мурманской области. Там живут либо военные, либо люди, которые работали на руднике. В 2021 году рудник закрыли, и поселок, можно сказать, стагнирует. Хотя он, мне кажется, никогда особо и не развивался.

Это такое прямо забытое место. Я был практически в каждом регионе России, но к такому не был готов. Жил в Ленске, который тоже полностью производственный, 15-20 тысяч населения. Думал, что там печально, но в Никеле совсем грустно.

Это место будто не подразумевает жизни там в принципе. Полтора кафе, нет даже кинотеатра. Казалось, что из досуга только снежная горка. Туда будто надо приехать, что-то сделать и сразу уехать. Место для вахтовиков. При этом там есть школы, детские садики, люди живут постоянно.

Город окружает очень интересная природа, всякие маленькие водопадики, можно доехать до Баренцева моря, быстро попасть в Норвегию, Финляндию.

Вокруг – очень интересно. Но сам Никель – Сайлент Хилл.

– Теперь Киркенес.

– Киркенес старше Никеля на 100 лет – основан в 1826-м. Там живут около четырех тысяч человек, но вместе с соседними населенными пунктами тоже получается где-то 10-11 тысяч.

Очень похоже на подмосковный элитный поселок. Почти вся застройка в два этажа, частные дома. Центр с 2-3 ярко выраженными торговыми улицами, барами, ресторанами, кино и площадью. Море, порт, залив. Люди там всю жизнь работали на шахтах, которые закрыли в 1994-м. Но после закрытия не стали массово уезжать, как это случилось в Никеле. Они улетают в другие регионы Норвегии на вахтовую работу и возвращаются в Киркенес.

В Киркенесе 12% русскоговорящего населения – это те, кто в свое время переехал туда из Мурманска, их дети. То есть люди из города, где живут больше 400 тысяч человек, переезжают в город с населением 10 тысяч.

В Никеле я не встретил ни одного норвежца.

– Первый объект, который ты показываешь, – спортивный комплекс в Никеле. Очень хороший, есть все условия. Там большой бассейн – кажется, что радикально лучше сделать сложно. Но потом ты увидел бассейн в Киркенесе.

– Да, в Никеле классный спортивный комплекс. Новый. Там можно играть в футбол, баскетбол, волейбол, есть бассейн, тренажерный зал. Для Никеля прямо топ, я очень удивился. Причем бассейн я выделил особенно.

Но в Киркенесе оказалось, что бассейн может выглядеть сильно лучше. Во-первых, там бассейн – это отдельное полноценное здание. Во-вторых, ты заходишь – и перед тобой открываются автоматические двери. Ничего особенного, но тоже влияет на впечатление. А дальше тренер – русская женщина, которая живет в Киркенесе, – начинает уныло рассказывать: вот здесь у нас горки, вот здесь джакузи, вот здесь штука для скалолазания прямо из воды. Офигеть.

Потом она рассказала, что их дети в 80% соревнований проигрывают ребятам из Никеля. Объяснила, что норвежскому ребенку нельзя сказать, что он обязан много тренироваться. Ты ему просто предоставляешь условия, и он их или выполняет, или не выполняет. Нельзя на него давить. Там лучший спортсмен – 14-летний парень с русскими корнями. У него есть рвение доказывать.

Еще рассказала, что когда работала в Мурманске, у нее было ограничено время на воде – 40-60 минут. И надо укладываться, какая бы программа ни была. А в Норвегии тренировка идет два часа. Можно в джакузи посидеть, ласты какие-нибудь достать. Еще, кстати, в Норвегии есть уроки плавания, и каждая школа должна предоставить место. То есть этот бассейн – при школе, она там через дорогу.

Я все думаю: если бы у наших ребят были бы такие же условия, пошло бы им это на руку? Может, они бы побеждали еще чаще? Это как африканские футболисты переезжают из плохих условий в Европу и начинают всех рвать.

– Ты показываешь в Никеле заснеженное футбольное поле и площадку для пляжного волейбола. Что за дикость строить такие площадки в месте, где тепло 3 месяца в году?

– Ну вот в Якутии, например, очень развит мини-футбол, у них две команды играли в Высшей лиге. То есть якуты понимают, что им нет смысла соваться в большой футбол, и вкладывают в мини. В Якутске очень много залов, очень сильная лига, школа. Якут одно время играл в сборной России.

Почему такого нет в Мурманске, я не понимаю. Там в регионе ни одного профессионального футбольного клуба. Мне тренер по хоккею в Никеле сказал правильную вещь: когда его дети занимаются спортом 3 месяца в году, а соперники 12, то они не могут быть конкурентоспособными. Это просто потеря времени.

И вот эти площадки в Никеле, которые понастроили для воркаута… Это очень странная хрень. Просто освоение денег. Это как если бы меня назначили директором швейного дома и сказали, что надо выпускать крутую одежду, а я бы сделал такой вывод: «В Италии все ходят в черных юбках и красных блузах. Будем шить так же». И не важно, что у тебя люди это не носят, это не соответствует их положению, графику, условиям жизни и так далее.

– Они даже элементарно особенности климата не учитывают.

– Ну какой пляжный волейбол? Это ведь звучит как издевательство.

Причем я уверен, что постройка открытого футбольного стадиона стоила дороже, чем манеж. Сейчас ведь даже есть надувные конструкции, которые делают для теннисных кортов. Не знаю, может, я заблуждаюсь, но выглядит реально дико.

Еще на стадионе в Никеле стоят трибуны, которые построили частично за деньги жителей. Город выиграл грант, где-то 95% денег дал муниципалитет, а остальную сумму должны заплатить жители. Вроде как 150 тысяч рублей.

– Это в качестве какого-то налога вычиталось?

– Не-не, там просто ходил мужик по улицам и спрашивал, кто готов дать деньги. Кто-то давал 100-200-300 рублей.

Это просто абсурд. Там квартиры стоят 100 тысяч рублей. И они собирали 150 тысяч на трибуны, чтобы смотреть матчи, которых нет.

– Тебе тренер по футболу рассказывал, что в городе осталось четыре взрослых футболиста.

– Да, могут два на два играть.

– В Норвегии же ты увидел классный манеж.

– Да, там девчонок тренирует русская девушка. И русский мужик, который в 1992-м переехал в Норвегию. Бывший профессиональный футболист. Девушка – его дочь, она тоже играла в футбол, но потом получила травму.

В этом манеже тренируются дети, там прекрасный газон. Тепло, можно играть без термухи (термобелья – Sports.ru). А это был январь, самый холодный месяц в году. Все в шортах, в футболках.

В Киркенесе три или четыре женские команды.

– Мини-футбольная команда девчонок из Никеля выиграла региональный турнир, и их спортивная школа получила полтора миллиона рублей. На что они пошли?

– Есть слух, что на ремонт, на благоустройство. Но мне никто четко не ответил. Сами девчонки не знают, куда пошли эти деньги. Главное, что им из этой суммы ничего не пошло.

Им сказали одеться красиво, и они были в синей красивой форме, потому что знали, что я приду. Но в этой же форме играет мужская команда. То есть они передают ее друг другу.

Одно дело, когда ты просто играешь в футбол и просишь форму, а другое – когда выигрываешь полтора миллиона, на которые можно закупить два комплекта в адидасе, да еще и костюмы взять.

Надеюсь, сейчас у них появится форма.

– Что им подарили за победу?

– Блокнот, ручку, что-то еще. Я сразу представил эти пакетики.

– Тренер по волейболу говорил, что там не набираются группы для тренировок, поэтому 7-летние занимаются с 14-летними.

– Да, они там всем скопом. И нет разделения по полу – мальчики занимаются с девочками, только в футболе обычная система.

В конце тренировки по волейболу они играли пять на пять. При этом на площадке был тренер, 9-летняя девочка и 15-летний пацан, который в прыжке подает.

Там все держится на таких тренерах-энтузиастах. Он с ними и в хоккей поиграл, и в корзину побросал. Интересная разносторонняя тренировка, его там все любят.

– Этот же тренер сказал, что дети в Никеле доучиваются до 9 класса, а потом уезжают. Почему до 9-го?

– Потому что хотят побыстрее свалить. Это же первый аттестат, первая возможность улететь. И это все-таки рабочий поселок, не все там грезят высшим образованием. Ну и после 9-го можно получить профессию, сдать ЕГЭ и поступить в университет.

– Еще один классный тренер – по хоккею. Он работает в шахте, а по вечерам тренирует детей. За тренировки ему платят 15 тысяч в месяц. Это такая сильная любовь?

– И сейчас сезон, есть лед, поэтому он тренирует каждый день. Вообще без выходных.

Любовь, конечно. Больше здесь ничем не объяснить. Ты не можешь с 6 утра до 6 вечера работать в шахте, а потом идти и тренировать детей-хоккеистов без любви. За 15 тысяч. При этом он смотрит на этих детей и говорит: «Здесь все равно спортсменов не будет, мы можем тренироваться, пока есть лед». То есть он их хотя бы просто развлекает, создает им досуг.

Он приезжает на коробку с работы, чистит лед и, пока дети разминаются, едет домой. Берет хоккейные шмотки, возвращается на коробку и начинает тренировку.

– Тренер в Киркенесе переживает, что у них самая отстойная площадка в округе, хотя она такая же, как в Никеле.

– Если для Никеля такая площадка – данность, то для Киркенеса – трагедия. Там мне рассказывали, что в ближайших городках – хоккейные дворцы.

В Заполярном (город в 24 км от Никеля – Sports.ru) мне показывали крытый ангар со льдом, но там лед – не искусственный. То есть этот ангар просто защищает от ветра, играть там в плюсовую температуру нельзя.

В Киркенесе предлагали поставить ангар такого типа, но они отказались, аргументируя тем, что тогда никогда не добьются большого дворца с нормальным искусственным льдом.

– Почти все норвежские тренеры, с которыми ты общался, говорили по-русски. Ты их специально искал или так просто совпало?

– Можно сказать, совпало, я не ожидал, что там так много русских тренеров. Вообще норвежцы очень ценят кадры из России. И многих там уже не назвать русскими. Одного тренера зовут Вильям, он там родился и вырос в семье русских родителей, но норвежский знает лучше.

В Киркенесе на всех уличных указателях дублируются надписи по-русски. Смотрится прикольно. Но то, что в Никеле все дублируется на норвежский, выглядит крипово. Как я понял, русские едут туда работать или жить, а норвежцы ездят в Никель за сигаретами и водкой. Потому что для них в России все очень дешево.

– У тебя главная надежда в Никеле была на горные лыжи. С чем ты столкнулся?

– Если для футбола там климатически плохие условия, то для лыж – идеальные. Но оказалось, что Никель – очень экзотическое место для лыж. Там подъемник построил человек в 1963 году. Они там режут снег, а потом вытаптывают ногами, чтобы был нормальный склон.

Когда я пришел снимать, тренер начал классическую историю: не хотел говорить, опасался за что-то. Я его убеждал: «Вы здесь 40 лет терпите, ничего не меняется. Давай попробуем? Вы уже попробовали молчать, а теперь давайте попробуем заговорить. Ну вдруг». И когда он начал, его уже было не остановить. И за 30 минут он мне выложил все.

– Им стыдно звать в гости норвежцев, при этом они часто сами ездят в Киркенес.

– Да, просто на выходных катаются на лыжах. Утром выезжают, вечером возвращаются. Они сейчас очень скучают по Киркенесу, ждут, когда откроют границы.

– Когда тренер высказался, он обратился к власти: «Только не закрывайте меня». О чем ты подумал, когда услышал это?

– Это было настолько искренне, крик его души. Прямо девиз по жизни: «Не закрывайте меня».

О чем я подумал? Ну, мы в таких условиях живем.

– С зарплатами в спорте все ясно. А какие у других людей?

– Точно не знаю, но на производстве получают от 50 тысяч. Футбольный тренер, который еще работает дорожником (чистит дороги от снега, делает указатели), получает 22 тысячи за тренерство – это полставки. И порядка 55 тысяч дорожником.

Еще надо иметь в виду, что это север – там обед в кафешке стоит как в Москве. Я обедал за 500 рублей. Овощи и фрукты там дорогие.

– Есть ощущение, что через 15-20 лет в Никеле никого не останется.

– Думаю, ты очень переоцениваешь Никель. Какие-то военные там останутся, конечно, потому что там граница, воинские части. Но в остальном… Максимум лет 10.

Там еще был фрагмент, который мы не вставили. Чиновники хотят сделать из Никеля туристическую зону, в которую будут приезжать люди. У них даже есть проект скейт-парка. Чиновники убеждают людей, что закрытие предприятий – это не страшно, не надо уезжать. Здесь будет туризм. Типичная история, где звучат громкие слова, что в 2535 году вместо лестниц везде будут эскалаторы.

– В Киркенесе тебе тренер рассказывала, что в прошлом году из города уехало 37 человек – и для них это трагедия. Она же имела в виду своих воспитанников?

– Не-не, она имела в виду все население. Она еще работает в муниципалитете, занимается с детьми, ведет программу, которая должна увеличивать население.

Они многое для этого делают. Я там видел дом престарелых, он стоит на горе. Огромные панорамные окна, внутри – большой камин. Они там все собираются и во что-то мило играют. Я подумал, что если пенсионеры в Никеле увидят этот дом, они его будут брать штурмом.

В Киркенесе искусственно создают для людей рабочие места, придумывают какие-то должности. Условно: следить, чтобы все светофоры были чистые. Платят им, чтобы они достойно жили и никуда больше не хотели. Про зарплаты ты слышал, да? Соцработник получает 500 тысяч крон в год – мы считали, что это больше 4 миллионов рублей, в месяц получается 360 тысяч.

– Тебя еще пустили в школу в Киркенесе. Чем она отличается от наших?

– Это уже был перебор. Давай ты просто поставишь скриншоты из видео. Мне не хочется в это верить.

Фестиваль в Удмуртии: прекрасные люди и жалкая организация (ни зрителей, ни журналистов, все за свои деньги). Чиновники сказали Кравченко, что он просто пиарится

– Назови три вещи, которые тебя восхитили на фестивале национальных видов спорта в Ижевске.

– Прежде всего, люди. 72-летний дед с друганами складывают палки для городков в багажник 14-й «Лады» и херачат в Ижевск на турнир. Играют там два матча, потому что таких еще шесть человек, и едут обратно.

Ты просишь назвать три вещи, но это просто космическая цифра для этого фестиваля, потому что столько там точно не было. Только люди.

– Ты снимал арбитра, который 20 лет судит перетягивание каната. Женщину, которая страстно рассказывает о правилах настольного футбола, где вместо фигурок – живые люди. Эти мужчины, которые едут на 14-й «Ладе» играть в городки. Что ими движет?

– Во-первых, они чувствуют себя там нужными. Лучше того арбитра перетягивание каната в России никто не судит. Он знает, что в этом месте соберутся 20 человек, с кем у них точно будут общие темы для разговора. И еще 10 человек, которых он сможет чему-то научить.

– Меня поразило, что люди, которые соревновались в сумо в деревне за 100 километров от Ижевска, знали японский.

– Это фантастика. Ну вот как можно представить себе, что ты уезжаешь за 100 километров от Ижевска – а это в принципе такой город, что добрый вечер, – и там в деревне говорят по-японски? Да и в принципе 25 лет занимаются сумо. Сидит тренер, который обыгрывал в Токио японцев, и уже давно все понял про этот мир. Они мне рассказывали, что уже много лет короли в этом виде спорта, выигрывают вообще все. Для всех регионов России первая ассоциация с сумо – это Япония. А для Удмуртии первая ассоциация с сумо – это Россия. Да, японцы придумали, но мы побеждаем.

И вот ты после этого говоришь про футбол. Футбол – очень нечестный вид спорта в плане информации. Если я сейчас поеду снимать игрока «Спартака» или «Зенита», я не буду уверен ни в одном его слове. Он либо что-то не договорил, либо не сказал вообще. Он зажат в требованиях пресс-службы, зажат в рамках общества, которое готово осудить его за образ жизни. А в деревне, где занимаются сумо, я даже не буду начинать вопрос с «А правда ли…» Им и так хочется всем поделиться, у них нет никаких рамок.

Когда я спрашивал о главной проблеме сумо в России, мне отвечали: «С президентом федерации сумо в России». Если я задам такой вопрос про «Спартак» его игроку, он никогда не скажет: «С президентом «Спартака».

– Видел ли ты в своей жизни что-то эффектнее трамвайного боулинга?

– Это суровая штука. Правда, эти соревнования не входили в программу, просто параллельно шли в Ижевске. Но когда мы узнали про трамвайный боулинг, увидели там 8 человек, 2 трамвая и судей, сразу поняли, что об этом надо рассказать. Начинаешь общаться с людьми, и оказывается, что каждый может тебе по 15 минут рассказывать о трамвайном боулинге. Ты знал, что там есть чемпион, который, к сожалению, уволился и уехал работать в Сочи? А такие вещи надо знать.

Когда мне уже надо было уходить, они сказали: «Подожди, сейчас будет соревнование по экстренному торможению».

– После такого не уходят.

– Конечно. Суть в том, что едет трамвай, а внутри него – комиссия, которая оценивает торможение. Одна женщина мне говорит: «Ты отойди, сейчас тут скорость будет пипец». А там скорость 40 километров в час. И вот едет трамвай и, кряхтя, останавливается. Вроде все как обычно. Но люди как-то на это реагируют, что-то записывают, ведут подсчеты. Потом едет следующий трамвай. И вот люди занимаются трамвайным искусством, это очень здорово.

– А в чем основная задача? Затормозить как можно мягче, чтобы пассажиры почти не почувствовали?

– Я не эксперт в трамвайном спорте, но понял так: есть небольшой промежуток, в котором ты должен резко остановиться, – то есть затормозить в точке от А до Б. При этом ты должен успеть набрать максимальную скорость. Люди реально тренируются. Мне жаловались, что мало трасс, где можно тренироваться.

– Давай о проблемах. По видео сложилось ощущение, что ты был там один за всех – и за журналистов, и за зрителей. Человек 10 там хоть было еще?

– Нет, больше никого не было. И этот вопрос я должен задать тебе как сотруднику Sports.ru. Почему вас там не было? Проходит фестиваль национальных видов спорта в Ижевске. Что для его освещения делает Sports.ru? Ладно с этим фестивалем, но в Якутии проходят Игры Манчаары – наша Олимпиада, просто офигеннейшее событие. Где вы?

– Игры Манчаары точно могут освещать большие медиа, это правда.

– Вся моя агрессия в этом плане уходит на «Матч ТВ», вас я в роликах не трогаю, потому что вы в любом случае делаете больше, чем они. А «Матч ТВ» – это федеральный канал с огромным количеством государственных денег.

Ну и понятно, Аксенов (Александр Аксенов, автор канала «Sports Интервью» – Sports.ru) не будет брать интервью у чемпиона мира по мас-рестлингу. Все хотят быть в рынке. Но неужели Аксенову интереснее Герман Эль Класико, чем…

– У Саши Аксенова тоже важная концепция: он хочет приглашать спортсменов и показывать, что они не из глянцевого мира, что с ними можно обсудить много небанальных и живых тем. Магомед Оздоев рассказывал ему о репрессиях ингушей, о проблемах с наркотиками в регионе. Это тоже важно.

– Ну он ведь не только у футболистов берет интервью. Классных героев очень много, а Аксенов зовет только самых медийных.

– Я согласен, что если талантливо показывать героев перетягивания каната, то это тоже может доставлять людям удовольствие. И поэтому мы с тобой общаемся – через это интервью Sports.ru тоже расскажет об этих героях.

– Спасибо. Я без претензий, не настаиваю, что все должны ехать в Ижевск и снимать городки. Но ведь вообще никого. Вообще. Я везде был один. Это не эффект съемки.

Мы ехали в Ижевск сразу после Якутии, где вдохновились, где был шикарный движ. Ждали, что в Ижевске будет так же, все-таки 1600 участников. Ехал на тусовку, а приехал туда, где самбо закончилось через 40 минут после начала, хотя должно было идти несколько часов.

– Ты считаешь, что организаторы обманули с количеством участников. Сначала была цифра 1600, потом на баннерах писали 800, а в итоге что?

– Я насчитал человек 60-70. Там ведь еще некоторые люди участвуют в нескольких видах спорта. В википедии есть определение выражения «для галочки»? Вот это мероприятие чиновники сделали чисто для галочки. Фестиваль не нес никакого смысла. Там не присуждали разрядов – то есть, по идее, это чистой воды популяризация спорта. В моем понимании это значит примерно следующее: на фестиваль приезжают отец с сыном, и пока отец играет в городки, сын пробует толкать гирю. У него получается поднять легкий вес, и он говорит папе, что теперь хочет этим заниматься. Или приходят друзья за кого-то поболеть и видят, как симпатичные девчонки играют в лапту. Друзья думают: «Хм, пойду в секцию, познакомлюсь с кем-нибудь».

Чтобы так было, людей нужно звать на этот фестиваль, нужно везде о нем рассказывать. По факту же в Ижевске не было ни одного плаката. И вообще чиновники ничего не сделали, чтобы люди узнали о фестивале.

Причем таких фестивалей в России много.

– Правильно я понимаю, что на этот фестиваль люди из ближайших городов, сел и деревень приезжали за свои деньги? Им никто не помогал?

– Приезжали со всей России. За свой счет, конечно.

В чем еще моя претензия. Минспорта организовывает какой-нибудь большой фестиваль, и в городе собирают команду по городкам. Тренер думает: у меня есть четыре человека, которые хорошо играют, их я и отправлю. Как раз квота – не больше пяти участников. Но есть город, откуда могут поехать 12 человек, и половина из них просто не пройдет из-за квоты. Зачем здесь вообще ограничения? Это же не про спорт высших достижений. У вас все равно собирается 12 человек со всех команд.

Это чистой воды бюрократия. И все, что касалось организации этого фестиваля, было декорацией. Это сделано, чтобы заполнить бумаги и отправить руководству. Это не для людей.

– Тренер по лапте тебе рассказывала, что скоро у девчонок чемпионат России, и за каждую нужно заплатить по 20 тысяч. Платить будут родители. Это нормальная история для этих видов спорта?

– Абсолютно. Причем речь шла о команде из поселка Игра, где выросли два выдающихся лаптиста. Они основали там школу и сделали суперконкурентную команду. Сейчас эта школа – один из двух-трех моторов в стране, продвигающих лапту. Они, кстати, и выиграли турнир в Ижевске.

То есть у нашей главной команде по лапте нет финансирования. Что и говорить: если ты завтра соберешься в какую-нибудь секцию и захочешь стать чемпионом мира по лапте, то через неделю уже забудешь об этом, потому что охереешь от того, что нет условий.

Мне повезло – я люблю футбол. А если человек полюбил лапту или городки? У него нет стимула расти. Прозвучит очень странно, если он скажет родителям, что в будущем хочет зарабатывать на жизнь лаптой.

А вообще мы могли бы сейчас жить в России с топовейшей лигой по лапте, но это нафиг никому не надо.

– А как объясняешь хаос с расписанием? Ты приехал на самбо, а оно уже закончилось, хотя должно было идти еще долго.

– Это потому что болельщиков никто и не подразумевал. Показательная история: Игры Манчаары проходили в деревне Деребистях в 200 километрах от Якутска. Там меня встретили, сразу разместили, надели аккредитацию, дали расписание, привезли на соревнования. Я был в шоке.

Что было в Ижевске: я приехал, стоит то ли заместитель, то ли помощница министра спорта Удмуртии. Я спрашиваю у нее про расписание, и она отвечает: «Завтра вроде в 12 будут это… Перетягивать… Как ее? А, веревочку». Я думаю: «Какую ##### [нафиг] веревочку. Ты же спортивный чиновник, это твой фестиваль».

– У тебя там вообще с чиновниками фантастические встречи. Первый – замглавы Ижевска по социальной работе – был очень улыбчивым, нахваливал фестиваль, а когда ты его спросил, почему больше нет журналистов и болельщиков, он ответил: «Мы не пиаримся».

– Да-да, я даже с ним согласен. Пусть будет что-то вроде такого: друзья собрались поиграть в покер, у кого-то жена не должна узнать, у кого-то еще что-то. Зачем пиарить гиревой спорт? Сколько уже можно, он ведь повсюду.

Этот замглавы – точно не злостный тип. Такой простачок, он думает, что два человека, которые снимали сторис, – это и есть освещение турнира, все у него хорошо. 16 лайков во «ВКонтакте»? Ну и отлично. Он оторван от реальности. Да и спасибо ему, он был одним из тех, кто придумал секцию настольного футбола в ковид. А то, что он пошел целовать какую-то женщину, когда я ему задавал вопросы, – ну что с этим сделать?

– Второй разговор – с сотрудниками минспорта Удмуртии и комитета неолимпийских видов спорта. Ты задавал им неудобные вопросы, а они сказали, что ты просто пиаришься. И ты растерялся.

– Я шел к ним ругаться, у меня была куча вопросов. Я поехал к ним на три дня, а оказалось, что этот фестиваль можно было снять за 40 минут. Я был очень злой, и мне в целом говорить с чиновниками всегда сложно, потому что у меня есть синдром власти – я всегда я нервничаю, когда общаюсь с ними. Когда он сказал, что я пиарюсь, я просто охерел. Какие у меня мотивы врать о фестивале национальных видов спорта в Ижевске? Кто последний пиарился на перетягивании каната? Если кому-то когда-то это удастся, это будет великий человек.

Думаю, это была просто защита с их стороны. Просто эти люди живут в своей вселенной, и они не ожидали, что к ним может приехать парень из другой вселенной. Обычно к ним приезжают свои журналисты – с «России 24», с региональных каналов. Они задают им банальные удобные вопросы, а в конце просят поздравить жителей с Новым годом.

– Ты вообще много общался с чиновниками последние два года – и для фильмов на канале Уткина, и сейчас. Сложился какой-то общий портрет?

– Хм, я об этом не думал, но могу сейчас порассуждать. Российский спортивный чиновник – это точно человек, который находится не на своем месте, он занимается нелюбимым делом. Либо потому что он бывший спортсмен и больше ничего не умеет. Либо потому что его туда поставили насильно, а спорт ему и не нужен.

Это популисты. Они всегда знают, что ответить в стрессовой ситуации, но их ответы никогда не бывают фактурными. Они просто бравируют какими-то самыми простыми вещами типа семьи и любви, потому что им больше нечего сказать. Очень неубедительны.

– Ты впервые был в Удмуртии? Как тебе?

– Так как я чувак из Томска, то всегда думаю об Ижевске, Самаре, Саратове как о городах, которые ближе к Москве, – там в моем представлении должно быть посвежее, поцентрее, потеплее. Томск у меня всегда был где-то внизу, а теперь, когда я поездил по России, я понимаю, что Томск – это уверенный середнячок. Хотя у нас херово. Но оказалось, что херово везде.

– У тебя есть фрагмент, где дети на фоне деревянного барака играют на каких-то досках, под которыми, как они сами говорят, живут тараканы. Где это происходит?

– Это Ижевск, и это жутко порезанный и зацензурированный нами фрагмент, он длился на семь минут дольше. Я специально поехал туда, потому что у меня есть принцип: чтобы увидеть настоящий город, надо ехать не в Музей автомата Калашникова, куда ведут путеводители, а в район, где живут люди, которые делали эти автоматы. Район, который попал на видео, был построен для работников «Ижмаша» – большого механического завода. Ижевск – производственный город.

Это дома под снос. У всех детей я там спрашивал, где работают их родители. Почти все говорили, что мама работает, например, в магазине, а про пап они ничего не знают. Там почти все дети растут без отцов. Тема безотцовства в России – как дороги. Это же прямо острая проблема, что мужики уходят из семей, бросают жен и детей. Уходят от проблем. Мужик же может от них уйти, а женщине деваться некуда, потому что она не оставит ребенка.

– Эти дети балуются или там просто больше нечем заняться?

– Когда ты там находишься, то не задаешься таким вопросом. Чем им там еще заняться? Там ничего нет. Это супербедные дети.

– Ты вспоминал поездки по Африке в этот момент?

– Да, сто процентов. Такие же картины я видел в Африке, но там нет столько нефти и газа. И еще отличие в том, что в Африке ребенок возвращается домой к родителям, которые не пьют алкоголь. Они бедные не из-за выпивки, а потому что там просто нет работы и вообще никакой социальной поддержки. А у нас бухают.

Половина детей там была с синяками. Я уверен, что это не они друг друга дубасят.

– Давай попробуем закончить эту главу чуть более жизнеутверждающе. В селе Сигаево ты нашел офигенное футбольное поле. Ура?

– Да, это кайф. Но Сигаево просто повезло, это поле попало в какую-то программу к местной спартакиаде. В Сигаево проводили соревнования, и только из-за них там появилось поле. Не было бы там этих рекламных соревнований, нихера бы там не построили.

Прости, не получилось позитивно. Но по факту.

Олимпиада в Якутии: счастливые люди, шикарные дисциплины, награждают автомобилями. При этом в деревне постоянно гаснет свет, а газ ведут уже 15 лет

– Игры Манчаары – это прямо самая настоящая Олимпиада для якутов?

– Это больше, чем Олимпиада, хотя тоже проходит раз в четыре года. Если на Олимпиаде ты метаешь копье, то здесь соревнуешься в видах спорта, в которых соревновались твой отец, твой дед. Они этим живут.

– Я правильно понял, что к Играм Манчаары даже делают инфраструктуру – стелят дороги и так далее?

– Да, все очень серьезно. Каждый район Якутии подает заявку на конкурс, где выбирают место соревнований. Они там спорят, рассказывают о своих преимуществах, хвастаются, какие объекты могут построить. В этот раз Игры отдали селу Бердигестях (6 тысяч человек населения – Sports.ru).

И это было нереально. И по организации – я уже рассказывал, как меня встретили, – и по ажиотажу. Чтобы ты понимал: открытие Игр на их страничке в инстаграме в лайве смотрело 24 тысячи человек. Ни один матч ФНЛ столько зрителей не соберет.

У Манчаар на страничке 207 тысяч подписчиков, у паблика спорта в Якутии – 100 с лишним тысяч. И это при том, что население Якутии – миллион человек (по данным за 2022 год, 990 538 человек – Sports.ru).

Думаю, им престижнее выиграть соревнования по мас-рестлингу, чем представлять Россию на Олимпийских играх.

Якутия – очень спортивный регион. Просто топ.

– Ты в этом ролике совсем другой. Прямо чувствуется восторг.

– Это была одна из самых сложных съемок, потому что я только что сложно переболел ковидом. В Якутию я полетел со вторым отрицательным тестом, там разница во времени, я не спал всю ночь. Когда приехал в Бердигестяхи, не понимал, что меня там ждет. И настолько они зарядили меня… Так все это искренне, с таким удовольствием. Мне было тяжело, но я реально был там счастлив.

– Самое классное соревнование?

– Где крутятся через палку.

Это просто какая-то жесть. И прыжки через нарты.

Я не представляю, что смог бы когда-то таким заниматься. Они никак не ограничены по времени, хотя даже ультрамарафон ограничен. И ты херачишь, сколько можешь. И люди делают это, пока не теряют сознание. Один парень там установил рекорд – прыгнул через нарты 720 раз. Это ужасно много.

Ты просто представь, как должна выглядеть тренировка: каждый день приходишь и прыгаешь через нарты до тошноты. И просто мечтаешь, что когда-то тебя наградят на Манчаарах. Кстати, сцену, где награждают победителей, в Бердигестяхах построили за полтора дня до соревнований. Она очень простая, с небольшим навесом. Спортсменам вешают на шею алюминиевую медаль, которая не дает никакого продвижения в разрядах. И вот они выходят – и они так счастливы.

Правда, там во время награждения отрубился свет. Ничего не было видно, всех объявляли без микрофона.

– Ты говоришь про алюминиевые медали, но там ведь за победу в каких-то дисциплинах давали машину.

– Да, у некоторых дисциплин есть спонсоры. Например, у тех же стрельбы из лука и мас-рестлинга, которые считаются топовыми.

– То есть это не местное правительство выделяет деньги?

– Не-не, они тоже. Там есть фонд, в котором копятся деньги, которые идут на машину. Или даже на квартиру.

Знаешь, что еще прикольно? Они, например, понимают, что у них не идеально развита стрельба из лука, поэтому спонсоры говорят: «Мы с мужиками решили дать машину тому, кто выиграет в стрельбе из лука». Почему якуты так могут?

– Якуты – супер.

– Когда вспоминаю об этом, у меня мурашки по коже. Давай представим, что я попрошу тебя опубликовать на Спортсе объявление, что я завтра дам пять миллионов рублей победителю турниру по шашкам. Как думаешь, многие захотят заняться шашками?

– Ну конечно.

– И ведь, по сути, это смешная цифра для многих бюджетов. Подарить машину, какую-нибудь «Ладу Весту», – это 800 тысяч, ну около миллиона.

В Якутии в этом заинтересованы, у них очень сильны традиции. Им хочется, чтобы их люди классно стреляли из лука и прославляли край. А у нас нет какой-то аутентики. Мы даже связь с лаптой и городками потеряли, хотя, я уверен, что они могли бы стать олимпийскими видами. Нет привязки к своей культуре, мы ее не чувствуем.

– Ощущение, что ты говоришь о какой-то другой стране.

– Это практически так и есть. Свой язык, своя культура, своя огромная территория, своя религия.

Они самодостаточны, воткни лопату в землю – там вся таблица Менделеева.

– Мне показалось, или якутские женщины – самые приветливые на свете?

– Очень интересно, потому что так много кому показалось. Думаю, здесь надо делать скидку на то, что я общался с людьми, которые суперувлечены своим делом. Они здесь по доброй воле, им все это очень нравится. Конечно, они счастливы и рады.

– В Ижевске ты тоже общался с людьми, которые суперувлечены своим делом.

– Дело же еще в том, что все это окружает. В Ижевске я был на соревнованиях, которые организованы как обязаловка. А в Якутии я попал на праздник. Он там для всех праздник – и для участников, и для болельщиков, и для организаторов.

Открытие фестиваля в Ижевске проходило так: чиновники 40 минут зачитывали шаблонные речи и рассказывали, какие они все молодцы. Все.

Как проходило открытие в Якутии: была презентация книги чувака, который еще в советское время выигрывал Манчаары. И да, об этом он написал книгу, был сумасшедший ажиотаж.

– При всем обаянии Якутии она обустроена не лучше, чем остальные регионы России.

– Конечно. Ты хочешь, чтобы я ответил, почему так?

– Давай пройдемся по конкретным моментам. Ты уже говорил про отключение света, и в видео попало немало моментов, где внезапно во всем селе он пропадает. Причем надолго. Это что вообще?

– Как всегда заслуга властей. Но и вообще это регион, где люди живут вопреки. Эта земля не предусматривает наличие человека. Там каждый день ты борешься с природой, резко-континентальный климат – то плюс 50, то минус 30. Там даже в Якутске очень тяжело жить, а мы говорим о селе в 200 километрах.

Ну да, там безработица, у людей нет денег. В этом плане Якутск мало чем отличается от остальной России.

– Ты был в Якутске во время пожаров (с мая по август 2021-го в Якутии горели леса, общая площадь пожаров – 3,5 млн гектаров – Sports.ru), даже на видео жуткий смог. Что говорили люди?

– Все ругали власть, что она не борется с пожарами. Я пробыл там три дня – и между первым и третьим была огромная разница. На третий день ребята бежали на стадионе «десятку». Представь стадион с резиновой крошкой – она и так сильно пахнет, а тут еще пожары. Мне резало глаза, и я не понимал, как чуваки бегут 10 километров.

Явно можно было не доводить до такого. У меня есть видосы, где мы едем по дороге, а вдоль нее все горит. Это жутко. На второй день всех спортсменов собрали в автобусы, и они поехали тушить огонь поблизости. Я тоже хотел, но меня не взяли – сказали, что я гость, что это не мои проблемы. До сих пор жалею, что не поехал и не снял.

– Ты еще ездил в семью из трех человек, которую для тебя нашли местные чиновники. То есть семья, видимо, в каком-то смысле образцовая. И там дочь хозяина сказала, что хочет улететь учиться в Швейцарию или Штаты. И все ее одноклассники хотят. Грустно?

– Да нет, радостно, что они видят такую возможность. Например, почему раньше люди из глубинки даже не думали о Швейцарии, Японии и США, а теперь девочка в Деребистяхах мечтает там учиться? Сейчас у тебя есть инста и тикток, и ты можешь очень легко узнать, как живут люди в разных странах. Ой, у них, оказывается, в деревнях ровный асфальт. Ой, у них набережная красивая.

Сейчас мы все можем мечтать о хорошей жизни, потому что примеры прямо перед глазами. И это не примеры с рекламной картинки, а истории и впечатления настоящих людей, поэтому мы им доверяем. И не доверяем какому-нибудь «НТВ».

– В Москве тоже сейчас красивые набережные и улицы.

– Пусть выбирают Москву, я не против. Но они выбирают Швейцарию и Штаты.

Я рад за эту девушку, что у нее есть возможность мечтать и стремиться. Еще поколение назад там думали, что огурцы по 600 – это, наверное, нормально, и лучше нигде нет.

– Сколько лет эта семья ждет газ?

– Да, у них нет газа, они ждут его 15 лет. В 2014 году я работал в «Газпроме» на стройке «Сила Сибири» – тянули газ через Якутию в Китай.

Пока они ждут, китайцы уже дождались.

Кок-бору – еще одна религия Кыргызстана. Спортсменов считают почти святыми, матчи собирают по 25 тысяч человек, игроки калечат себя и лошадей

В кок-бору всадники борются за тушу козла. Важно не только завладеть им, но и забросить в чужой тай-казан (ворота). Три тайма по 20 минут, в каждой команде – 12 человек (одновременно играть могут только четыре).

 

– Три факта о кок-бору, после которых люди включат твое видео.

– Один раз во время турнира ломается позвоночник. Пять-шесть раз ломается челюсть. И люди идут на это бесплатно.

Цена лошади, которую используют для кок-бору, может доходить до 5-6 миллионов рублей.

У звезды кок-бору 115 тысяч подписчиков в инсте – больше, чем у Захаряна, Тюкавина и добавь кого-нибудь третьего.

– А как в кок-бору понять, что игрок – звезда? Что он делает лучше других?

– Он умеет так закрепить тушу козла между ног, что никто у него ее не заберет. И сама она тоже не упадет. А еще он умеет закидывать тушу козла в огромную тарелку так, чтобы она оттуда сразу не вылетела.

– Судя по твоему видео, ажиотаж там прямо как на ЦСКА – «Спартак».

– Если Селихов спустится в метро, чтобы доехать на какой-нибудь матч, он спокойно до него доедет. Кто-то его узнает, попросит сфоткаться, но он доедет. Даже в экипировке «Спартака».

Если Манас Ниязов (звезда кок-бору, с которым Кравченко общался в выпуске – Sports.ru) поедет на матч Кыргызстан – Казахстан по кок-бору, он не доедет. Просто не успеет к игре. Потому что задача каждого человека, которого он встретит, будет не только в том, чтобы сфоткаться, но еще и дать Ниязову подержать своего ребенка. Просто чтобы ребенок прикоснулся к легенде.

Нельзя сравнивать кок-бору с футболом. Люди играют в кок-бору, зная, что там до них кто-то умер на поле, кто-то сломал позвоночник, кто-то сломал ногу. И приз за победу – это какая-нибудь микроволновка.

– Слушай, Ниязову за какое-то достижение дали 3-комнатную квартиру.

– Есть огромные турниры на какой-нибудь кубок президента Кыргызстана. А есть соревнования уровня ниже, и там вообще нет никаких денег.

– Сколько собирали матчи, которые ты снимал? По ощущениям, там тысяч 5 на трибунах и вокруг поля.

– Больше, тысяч 6-8. А самые большие турниры собирают 25 тысяч. И тут надо понимать, что там нет нормальных стадионов. Соревнования проходят где-то за городом, туда сложно добраться – нет общественного транспорта, нет метро. Люди добираются на игры по 2-3 часа.

Я бы сравнил кок-бору с квиддичем.

– Ты офигел, когда увидел матч вживую?

– Я очень сильно растерялся. Я не был готов к такому. Не понимал, что происходит, куда мне подходить, с чего начинать рассказ. Да, через час я был уже на скамейке запасных, но сначала растворился в этом пространстве.

Представляешь, в 2022 году есть спорт, где основной атрибут – туша козла. Это как я тебе позвоню и скажу: «Вадик, пойдем в субботу поиграем в кок-бору? Кто на рынок за козлом заедет? Ты? Ну отлично, до встречи». Мы встречаемся, обсуждаем, какой сегодня хороший козел, и играем.

– Кого там больше жалко – лошадей или людей?

– Лошадей, конечно. Мне людей вообще не жалко, они-то понимают, на что идут. Им это нравится. А у лошади никто не спрашивает разрешение. Я вообще всю жизнь живу с животными – с собаками – и

понимаю, что точно никогда бы не играл в кок-бору.

Они бьют палками своих лошадей, бьют палками чужих лошадей. Бьют палками друг друга – по спине, по ногам, по рукам.

– Там прямо во время финала игрока увезли на скорой. Что с ним было?

– Он сломал позвоночник. А в первом тайме другому чуваку сломали челюсть. Перебинтовали – и он играл еще 40 минут.

В Казахстане, кстати, то же самое, но играют манекеном.

– Как тебе Кыргызстан?

– Это страна, где я, наверное, больше всего сталкивался с расизмом. Хотя я ведь был в Западной Африке, и там хватает белого расизма. Давай скажем так: в Кыргызстане прямо чувствовалось не очень приятельское отношение к русским.

Я бы, возможно, и не понял, что меня там обзывают, но со мной была девушка-киргизка, которая во всем мне помогала. И она очень резко на все это реагировала. То есть я проходил мимо трибуны, там что-то кричали люди, и она могла резко развернуться и крикнуть в ответ: «Что вы себе позволяете!? Вы с ума сошли!?» Там есть ходовое ругательство, которое переводится как «волосатая голова». И меня все время называли этим словом, не помню точно, как оно звучит.

И были разные ситуации с таксистами. У них по приложению, например, тариф – 600 рублей. А таксист начинает говорить: «Ты что, из России приехал? С тебя 900».

И часто они между собой переходили на киргизский, даже если мы общались втроем, и все прекрасно знают русский. И таких ситуаций было много.

Остались противоречивые чувства относительно людей. Меня там охеренно встретили, я там просто физически не мог потратить ни копейки на еду, потому что меня везде угощали, везде кормили. Чувствуется особенное гостеприимство. С другой стороны, люди, с которыми мы не были знакомы, очень агрессивно на меня реагировали. Никаких стычек не было, но докапывались.

– Чем они живут?

– Мне показалось, что это довольно патриотичный народ. Они вольны в своих мыслях, провели за последнее время две революции. Вспыльчивые ребята. Очень многие хотят стать суперспортсменами. Они так говорят: мы, киргизы, можем выигрывать в двух вещах – в борьбе и в кок-бору. Все выбирают из этих видов спорта.

Я там впервые в жизни столкнулся с одной ситуацией. И надеюсь, что в последний. Две молодые девчонки, с которыми я познакомился, рассказывали про семейные отношения. Они или в разводе, или страдают в браке. Там огромная проблема: мужчины себе очень многое позволяют. Домашнее насилие.

Там говорят, что если девушка выходит замуж, то она замужем не за конкретным человеком, а за всей его семьей. Девушка переезжает в дом мужчины и должна исполнять все, что говорят его дяди, тети, братья и так далее. Со временем рождается ребенок, и мыть за всеми посуду становится невозможно. Девушка начинает отказывать в просьбах какому-нибудь дяде, и он объясняет мужу, какая она плохая жена. Муж за это ее наказывает, бьет. Это очень типичная история.

И мне было страшно, когда я понимал, что нахожусь в регионе, где процветает насилие над женщинами. Они уезжают из Кыргызстана в Турцию, Азербайджан, Россию.

– А почему там так относятся к России? В ролике есть момент, где киргиз рассказывает, как его в России затравили в автобусе.

– Надо понимать, что люди из Бишкека практически не едут в Россию. Едут из определенных регионов, из деревень и сел, где нет работы.

Поэтому и отношение к России очень разное. Те, кто приезжал к нам, работали на непрестижной работе, получали недоброжелательное отношение и спроецировали это на всю страну – им Россия не нравится. Образованные люди, у которых есть хорошая специальность и которые могут найти приличную работу в Кыргызстане, считают, что в Россию ездить ни к чему. Они патриотичны, не видят плюсов в эмиграции.

При этом, если на Украине мне говорили «Витя, ну как Россия может быть нашим старшим братом, если Киев старше Москвы?», то в Кыргызстане Россию называют старшим братом. Они даже этим гордятся, хотят быть к нам причастны. У них просто мало друзей вокруг, поэтому они тянутся к России.

А весь негатив связан с печальным опытом.

Кравченко тяжело переживал известность после видео на канале Уткина. Сейчас он зарабатывает больше, чем два года назад в «Газпроме»

– Расскажи о самой дорогой поездке. Сколько вообще в среднем тратишь?

– Самой дорогой, из тех, которые мы обсуждали, кажется, была Якутия – там только перелет стоил 50 тысяч. Ну а вообще все поездки очень адекватные, потому что я везде один. Или вдвоем.

Из тех, которые не обсуждали, – бег в Эфиопии. Там получилось тысяч 250.

Плюс моего формата как раз в том, что я снимаю один. Билеты, проживание – и все. Это дешево – в основном 50-70 тысяч рублей. Позволяет, даже набирая на роликах по 100 тысяч просмотров, окупаться и что-то зарабатывать.

У нас нет какой-то супертехники за огромные деньги. Единственное, я взял в аренду квадрокоптер, он стоил 2 тысячи рублей. К нему еще нужна была флешка.

– Твой главный и единственный спонсор – Winline? Других интеграций нет?

– Нет. Пока нет.

– Ты себя комфортно чувствуешь в финансовом плане?

– Да, нормально. Я могу делать то, что хочу, при этом чувствую себя комфортно. Всех все устраивает.

В остальном ко мне пока приходят такие вещи, которые рекламировать не хочется. И которые я точно не буду рекламировать.

– Это какие?

– Капперы, прогнозы, криптовалюта, семинары бизнес-тренеров, где гарантия роста 160%, и так далее. Если бы я их рекламировал, то уже давно бы купил себе, например, тачку.

Еще приходят всякие коммерческие детские футбольные школы, частные тренеры. Их тоже не берем.

– Почему?

– Я очень плохо отношусь к этому. Мне не нравится эта история расплодившихся франшиз, потому что даже я там могу работать тренером. Не имея никаких знаний, компетенций, опыта.

Туда просто берут тех, кто вроде бы хорошо играет в футбол. Я знаю нескольких ребят из АФЛ, которые по такому принципу попали в эти школы. Этот институт вообще убит в России. ДЮСШ не развиваются, в академиях больших клубов не хватит всем места, а в частных школах просто нет нормальных стандартов набора персонала.

На выходе дети просто теряют мотивацию и интерес.

– Это такая рыцарская позиция. Частные футбольные школы, пусть они и неправильно устроены, – это все-таки далеко не капперы. При каких-то обстоятельствах ты готов их рекламировать?

– Я просто не готов брать на себя ответственность за места, в которых очень не уверен. Я точно знаю, что готов прорекламировать школу «Ярмак» в Томске, если они ко мне обратятся, потому что знаю, кто там работает. И по такому принципу собираюсь действовать дальше.

– Ты рассказывал, что зарабатывал в «Газпроме» 130 тысяч. А сейчас твой доход выше? Деньги, которые идут чисто тебе.

– Выше, да. Я не знаю, сколько бы зарабатывал сейчас в «Газпроме», если бы остался, но сейчас я зарабатываю больше, чем в момент, когда уходил. Но это не значит, что я буду зарабатывать столько же через год.

– Ты мне как-то вскользь говорил, что после видео «Москва – Петербург» серьезно поплыл. Что это значит?

– Я могу вспомнить свои ощущения. Этот выпуск, наверное, получился очень злободневным, социальным, честным.

Я впервые познакомился с ситуацией, когда все вокруг будто пишут о тебе. Каждый день две недели подряд обновлял в инстаграме запросы на беседы, и там все равно постоянно висело +99. Я старался отвечать на все сообщения людям, но после ответов на 10 приходило еще 20-30. И все эти сообщения были такого характера: «Приезжай к нам, у нас здесь такое творится!» Самара, Архангельск, Екатеринбург, Саратов… Бесконечное количество городов и регионов.

И вот эта волна меня жестко захлестнула. Сначала я думал: «Так, все, мы сейчас поедем снимать про всю Россию». Потом Вася мне сказал, что мы этим ни в коем случае заниматься не будем.

Я понимаю, почему Женя Савин хочет делать больше социальных роликов. Потому что ты хочешь помочь людям, показать свою значимость. Тебе это доставляет удовольствие. Это намного круче, чем делать что-то развлекательное.

Но еще это огромная ответственность перед людьми. Все-таки я обычный пацан, который фактически никому ничем не может помочь, – у меня нет прямых инструментов, я не чиновник.

Все это закружило голову. В итоге я уехал с мамой и [женой] Ренатой кататься на лыжах, чтобы как-то абстрагироваться и убрать из рук телефон.

– На тебя давила ответственность или слава, известность? Это ведь правда был период, когда о тебе все заговорили.

– Думаю, это было первое общение с этим миром. Выпуск посмотрело много человек. Известность… Есть рэпер Notorious B.I.G – его ник переводится как «печально известный». Вот я, наверное, так же.

Понятно, что тебе крутит башку, когда видос комментит Навальный, когда про тебя пишет Дудь. Это было очень приятно, но я полностью растерялся. Думал: а че дальше-то? Думал даже, что можно уже заканчивать, что круче уже не будет.

Наверное, меня оторвало от реальности. Я не знал, как ее воспринимать. И не знал, что делать с таким потоком сообщений.

Мне казалось, что везде ###### [пипец], всех надо спасать.

– Как считаешь, ты вырос с тех видео на канале Уткина? Новые делаешь профессиональнее?

– Что значит профессиональнее? У меня нет профессии. Я первый раз привез из Африки 120 часов видео, потому что снимал вообще все подряд. В этих 120 часах не было ни одной фразы, что мы едем в деревню Садьо Мане. Или что мы приехали в деревню Садьо Мане. То есть в этой бесконечной херне из завтраков и другого дерьма не было самого важного. Я просто не знал, как правильно снимать.

Сейчас я потихоньку понимаю, что именно надо снимать, что надо сделать вывод, что надо записать такие-то подводки. Наверное, мне стало понятнее.

С другой стороны, я наверное, и многое потерял. Даже больше я потерял, чем приобрел.

– Что ты имеешь в виду?

– Да какую-то открытость. Я и не знаю, как мне оценивать себя. По просмотрам? Ну у Васи ролики набирали по 500-600 тысяч, а сейчас 100 тысяч.

Я точно сильно изменился. Меня прилично потрепало за эти два года. Понервничал. Я так и не научился правильно реагировать на критику. Не научился закрываться, не обращать на что-то внимание.

– А тебя часто критикуют? Под видео очень сложно найти что-то не комплиментарное. Кажется, у тебя есть фанаты, которые тебя обожают в любом случае.

– Смотри, самую жесткую критику я уже пережил. Когда мы снимали «Эгриси», там была концепция пропуска в твою жизнь. И так как я не знал, как работает ютуб, подумал: «Вау, круто, сейчас я все покажу, конечно». И маму, и Ренату, и собаку. И писали гадости и про маму, и про Ренату, и про наши отношения. Это было больнее всего. К этому никто не готов, наверное. Я не знаю, как Плющенко реагирует на мемы про Гном Гномыча. Я бы его спрятал ото всех, а они над ним издеваются и продолжают везде снимать.

Когда я появился на канале Уткина, тоже был капец. У Уткина ведь свои поклонники, канал называется его именем, и тут вдруг какой-то Витя. В видосах про Африку в комментариях просто ######. Я там еще матерюсь намного больше, чем обычно, людей это очень смущало. И я их понимаю.

Сейчас хейта намного меньше. Но и сейчас нет какой-то поддержки. Если то, что выходило у Васи, всегда цитировалось, об этом писали, то сейчас такого совсем нет. На этом фоне мне кажется, что я делаю что-то хуже, чем раньше.

– Я не понимаю, почему тебя это так сильно беспокоит. Сейчас ты просто снимаешь не про футбол, который все обсуждают. Ты как будто не понял, что твой канал – тоже серьезное медиа. Зачем так оглядываться на сообщество?

– У меня синдром самозванца. Мне кажется, что медийный спортивный мир меня не то что не принял, он меня не замечает. С другой стороны, есть люди, которые постоянно поддерживают.

– А кто твои конкуренты? Нобель, например?

– Думаю, очень скоро появятся, потому что ютуб только развивается. Просто темы, которые мы затрагиваем… Я даже не знаю, с кем себя рядом поставить. Наверное, скоро придут блогеры, которые будут заходить на эту территорию. Делать разносторонний контент.

А так… Ну, Нобель вряд ли.

– «Красава»?

– Ну какой он мне конкурент, он миллионы набирает. Только если по формату – тоже один снимает, тоже берет очень разные темы, хоть и внутри футбола.

Но вообще нет такого чувства, что сейчас есть кто-то, с кем я конкурирую. Хочется найти ориентир. Сначала у меня у меня был ориентир по просмотрам – я хотел, чтобы мои сольные выпуски собирали столько же, сколько «Эгриси». Сейчас надо искать другой.

– Как должен пройти 2022-й, чтобы ты сказал: «Я собой доволен» (интервью записывалось в декабре 2021-го – Sports.ru)?

– Ты должен написать мне, что прошел еще один год, и нам снова нужно поговорить для Спортса.

У меня есть ряд точечных вещей, которые хочу сделать в 2022-м. Но глобально год должен пройти так, чтобы я и в 2023-м мог снимать видосы на любые темы, какие захочу. Чтобы у меня были для этого возможности.

То есть, если ничего не изменится в этом плане, то все хорошо. Потому что у меня нет уверенности в завтрашнем дне.

– Раньше я этого не замечал, но сейчас ты показался мне очень рефлексирующим человеком. Ты вообще часто занимаешься самокопанием?

– Да, очень часто. Может быть, в репортерской работе без этого никуда. Ты ведь на камеру делишься своими ощущениями, переживаниями. Я приезжаю на кок-бору не чтобы сказать «смотрите, это туша козла, а это кыргызы». Мы говорим, что здесь жутко, что здесь сложно находиться. Это такое гонзо, где ты все пропускаешь через себя. Мои ролики не претендуют на объективность, потому что это репортажи от лица автора. Без рефлексии они невозможны, неинтересны. Если я не прожил эту историю, зачем ее смотреть людям?

Вот почему я не могу считать себя конкурентом Нобеля: у него это все-таки очень профессиональная штука, где он как высококлассный журналист ставит себя немного сбоку. У меня так никогда не получится, я не буду структурно выстраивать 60 вопросов.

– Тебе это просто неинтересно?

– Да, сто процентов. Видишь, когда ты спрашиваешь, рефлексирующий ли я человек, я выкатываю какой-то поток мыслей на пять минут. Кошмар.

– У тебя есть мечта, которая касается ютуба?

– Четко сформированной мечты у меня нет. Ни цифр никаких в голове, ничего. Не хочу говорить каких-то ванильных популистских вещей.

– Ты первый, кто не отвечает мне на этот вопрос.

– Прости, но это честно. Как в своих видео, так и в этом интервью я старался быть честным.

И на телеграм-канал Кораблева

Другие интервью в блоге: