В Мариуполе — привычный шум боя, привычный запах гари, привычный вид разрушенного города. На повороте — сгоревший танк. От взрыва боекомплекта с машины сорвало башню, и теперь она лежит на боку рядом, подняв к небу черный ствол. Чей это танк — непонятно. На обгоревшую броню машины кто-то положил траурный венок. Цветы и венки кладут и на захоронения, которые во множестве появляются сейчас на улицах. Хотя основные бои сейчас разворачиваются возле превращенного националистами в крепость завода «Азовсталь», в жилых кварталах все же остаются небольшие очаги сопротивления.
Заезжаем во дворы. Поперек дороги лежит опора ЛЭП. В проулке — расстрелянный грузовик. Рядом — две патрульных полицейских машины с разбитыми передками. Под ногами — россыпи стреляных гильз. Видимо, бой здесь шел нешуточный. Вокруг разрушенные и сгоревшие многоэтажки. В некоторых домах обвалились целые пролеты. От одной панельной девятиэтажки и вовсе осталась лишь стена с квадратиками пустых оконных проемов и бетонными сотами уничтоженных квартир. Из-под обломков возле другого дома торчат чьи-то ноги. Трупов в городе очень много, и убирать успевают не все.
Но одна находка оказалась особенно жуткой. Ополченцы ДНР показали корреспондентам "РГ" базу украинских националистов, обустроенную на территории одной из школ в Мариуполе на улице Зелинского. Только помимо оружия и боеприпасов здесь было кое-что еще.
Ополченец с позывным Клюха ведет нас к подвалу школы. Спускаемся вниз. Подсвечивая фонариками, проходим темными переходами мимо брошенного отступающими украинского флага, мимо груды сгоревшего и искореженного оружия (видимо, здесь что-то взорвалось и загорелось), попадаем в просторное подвальное помещение. На школьных партах стоит пара телевизоров и музыкальный центр. На полу лежит труп. Мертвая женщина, закрытая покрывалом.
— Прости, — тихо обращаются ополченцы к покойной и поднимают покрывало. Чтобы мы могли увидеть все.
На голове женщины мешок. Там, где должно быть лицо — кровавое месиво. На животе — свастика. Ее то ли вырезали, то ли выжгли на теле жертвы. О том, что здесь происходило, сейчас можно только догадываться.
— Судя по всему, это следы пыток. Похоже, что свастика выжжена. И похоже, девочка молодая. Больше ничего не известно. Мы лишь неделю назад заступили здесь на позиции. Местные рассказали нам о подвале. Кто эта девушка, откуда она, почему здесь оказалась и как погибла, никто не знает, — говорит сопровождающий нас боец.
Из подвала поднимаемся в школу. Россыпи патронов, выстрелы к гранатометам. Все это дико смотрится среди учебников, контурных карт, детских тетрадок, разбитых глобусов. Переоборудованный в штаб спортзал. У стены — маты, на которых, видимо, отдыхали украинские солдаты. В классах выбитые окна завалены стульями, то ли для того, чтобы не было видно, что происходит внутри, то ли чтобы помешать штурмующим. Но этот опорный пункт удержать не удалось. Как, впрочем, и многие другие.
— Вон там мы отбили девятиэтажку. Взяли штурмом, а после этого уже самим пришлось обороняться. Как оказалось, в доме напротив засели националисты с боевой техникой и минометами. А у нас только автоматы и гранаты. Три дня держались — отбивали атаки. За все это время при штурме и обороне потеряли примерно роту. Хорошо, хоть в основном "трехсотые". "Двухсотых" лишь несколько человек. Спасло то, что, когда нас обстреливали, загорелись соседние дома и часть нашего дома. В самый критический момент к нам просто нельзя было подойти. Но и мы сами никуда не могли деться. Так и отстреливались. Выручили подошедшие на подмогу россияне. Они были в шоке. Удивлялись, как нам удалось столько времени продержаться, — рассказывает Клюха.
Ополченцы снова ведут нас по дворам. Проходим мимо огромной воронки. Слышим в воздухе пугающий шелест.
— Мина, стодвадцатка, — говорит сопровождающий.
На взрыв неподалеку он даже не реагирует. Объясняет — привычка. Она как-то незаметно вырабатывается после перенесенных ужасов.
Россыпи патронов, выстрелы к гранатометам. Все это дико смотрится среди учебников, контурных карт, детских тетрадок
Жуткие моменты пережили и простые мариупольцы. По их рассказам, националисты не позволяли им выехать из города. На одном из постов предупреждали, похлопывая по крупнокалиберному пулемету: "Хотите ехать — езжайте, но мы ваши машины сразу размотаем". Людям приходилось возвращаться в подвалы. Многие там и погибли.
— Вот моя машина, — Геннадий показывает на груду искореженного металла. — А вон квартира, — он кивает на черный прямоугольник окна в сгоревшем доме. — Мы все потеряли. Хорошо хоть остались живыми. Хотя и не все. По дому стреляли зажигательными боеприпасами с украинских позиций. Подвал, в котором мы пытались прятаться, обвалился. Собака вот моя Филя едва выжила — на нее упала подъездная дверь. Когда вокруг все горело, у нас был небольшой выбор: или остаться в доме, задохнуться от дыма и сгореть заживо, или убежать. Мы начали убегать, по нам открыли огонь. Но нам еще повезло. В соседнем доме в подвале засыпало человек 30. Трупы оттуда сейчас достать нереально.
Комментарии закрыты.