В МВФ назвали Россию главным в мире бенефициаром платы за углерод

МВФ: доходы бюджета России от платы за углерод могли бы составить более 4% ВВП Потенциальные доходы бюджета России от углеродного регулирования могут превысить 4% ВВП в 2030 году, оценили в МВФ. Это максимум среди всех стран. Однако эксперты считают, что минусы для экономики от платы за выбросы превалируют

Потенциальные доходы российского бюджета от введения обязательного углеродного регулирования, то есть взимания платы с бизнеса за выбросы парниковых газов в виде углеродного налога или системы торговли углеродными квотами, могут составить до 4,3–4,4% ВВП в 2030 году. Такую оценку приводят эксперты Международного валютного фонда (МВФ) в статье из цикла «климатических записок», опубликованной 21 ноября.

Углеродное ценообразование, по мнению МВФ, является необходимым условием для достижения климатических целей, заявленных в Парижском соглашении 2015 года. Оно ставит перед мировым сообществом цель удержать прирост глобальной средней температуры намного ниже 2 градусов Цельсия сверх доиндустриальных уровней и прикладывать усилия для ограничения роста температуры пределом в 1,5 градуса Цельсия (в частности, сокращать и компенсировать выбросы парниковых газов).

Расчеты МВФ

По оценке авторов из МВФ, доходы государств от углеродного регулирования, направленного на удержание роста температуры ниже 2 градусов по Цельсию, к 2030 году могут «более чем компенсировать» размывание доходной базы от уменьшения сбора топливных налогов в ходе декарбонизации.

Чистые доходы бюджетов от внедрения «цены на углерод» обычно составляют от 0,5 до 2% ВВП страны, указывают авторы. Как правило, в странах с высоким уровнем дохода они ниже, чем в большинстве стран с доходом выше среднего, так как у первых уже более низкие выбросы.

Для России, согласно расчетам экономистов МВФ, фискальные доходы от углеродного регулирования былибы наибольшими среди всех представленных стран— порядка 4,3–4,4% ВВП в 2030 году. Для сравнения: второй по величине объем таких доходов может быть получен Китаем и Саудовской Аравией— между 2 и 3% ВВП. Потенциальные доходы США оцениваются на уровне порядка 1% ВВП, ЕС— вблизи нуля.

Наибольший вклад в гипотетические доходы России вносят потенциальные углеродные сборы с промышленности, остальное приходится на доходы от платы за углерод от секторов генерации электроэнергии, транспорта и зданий (последние эмитируют парниковые выбросы в результате потребления энергии). РБК направил запросв Минфин.

Авторы отмечают, что в целом некоторая часть доходов может потребоваться странам для выплат компенсаций домохозяйствам с низкими доходами, однако «чистый баланс для бюджета может улучшиться или по крайней мере не ухудшиться благодаря установлению цен на выбросы углерода». В 2021 году Всемирный банк писал, что существенным элементом в рамках мер по декарбонизации российской экономики может стать реформа энергетических субсидий, включая сокращение субсидий для домохозяйств.

Для расчета в МВФ применяют собственный инструмент CPAT (Программа оценки тарификации выбросов углерода, разработанная МВФ и Всемирным банком). Делать выводы об их оценке затруднительно, поскольку неизвестно, какие исходные данные лежат в основе этой модели, отмечает замдиректора группы операционных рисков и устойчивого развития Kept Дарья Горячкина.

Наиболее распространенными механизмами экономического углеродного регулирования, действующими на национальном уровне, являются углеродный сбор, который платят предприятия в соответствии со своими выбросами, и система торговли углеродными квотами. Кроме того, Евросоюз внедряет механизм пограничной корректировки углеродных выбросов (Carbon Border Adjustment Mechanism— CBAM). С 1 октября 2026 года импортеры должны будут платить за выбросы, образовавшиеся при производстве данных товаров за рубежом, через покупку специальных сертификатов. Норма затрагивает поставщиков цемента, черных металлов, алюминия, электроэнергии, удобрений и водорода. Если импортер заплатит в своей стране аналогичный сбор за выбросы парниковых газов, его платеж СВАМ уменьшается.

Kept (бывшая KPMG) оценивала, что именно на Россию придется наибольшая среднегодовая дополнительная финансовая нагрузка на экспортируемые в ЕС и Великобританию товары в период с 2026 по 2030 год. Среднегодовые издержки импортеров из России могут составить от €3,4 млрд до €6,3 млрд. В Минэкономразвития выступают против СВАМ, называя его противоречащим нормам ВТО и способствующим росту протекционизма.

Единого юридического определения «цены на углерод» в мире нет, говорит партнер, глава ESG практики ЕМПП Сергей Ситников. Регуляторы также формулируют его по-разному, указывает он. По этой причине, а также учитывая возможные финансовые последствия для бизнеса и конечных потребителей, «нужно быть чрезвычайно аккуратным при принятии решения о формировании углеродной цены в рамках конкретной юрисдикции», в том числе России, предупреждает он.

Последствия для благосостояния

Введение ценообразования на углерод практически всегда сопровождается ухудшением благосостояния населения в виде роста цен на продукцию регулируемых отраслей экономики, отмечает заместитель директора центра зеленой экономики и энергетики ЦСР Олег Колобов.

МВФ оценивает такие потери для России в 2030 году на уровне около 1% ВВП. Это самый большой показатель при европейском и среднемировом уровне 0,5%. Оценка сопутствующих углеродному регулированию экологических выгод для России ниже— чуть более 0,5% ВВП. К таким выгодам МВФ прежде всего относит снижение преждевременной смертности, сокращение заторов и последствий аварий в результате меньшего использования транспортных средств.

«Даже с учетом оцененных экологических эффектов уровень чистых потерь составит около 0,5% ВВП. Если брать оценки МВФ, только для нивелирования ухудшения благосостояния населения государству необходимо будет увеличить расходы на социальные выплаты и льготы, а также другие меры поддержки населения на этотже 1% ВВП»,— рассуждает Колобов.

Кроме того, потребуются дополнительные расходы на поддержку промышленности (субсидии, налоговые льготы и прочие меры), поскольку ключевые низкоуглеродные технологии в 2030 году, вероятнее всего, останутся нерентабельными, подчеркивает он.

Введение цен на углерод приводит к значительному— на десятки процентов— росту цен на энергоносители и углеродоемкую продукцию, однако прирост общей инфляции оказывается на порядок меньше, писал ЦСР в 2022 году в совместном докладе с Центром международных и сравнительно-правовых исследований и Центром экономики инфраструктуры. При этом расходы домохозяйств увеличиваются неравномерно, на 1–7%, в зависимости от уровня доходов и структуры потребления энергии.

Эксперты МВФ признают, что баланс между смягчением эффектов изменения климата и издержками для экономики остается неопределенным, «компромисса между климатом и экономикой может и не быть». Однако любые краткосрочные экономические издержки или выгоды, скорее всего, будут небольшими и затмеваются издержками от бездействия, полагают они.

Среднюю прямую глобальную цену на углерод в МВФ оценивают сейчас лишь в $5 за тонну, тогда как для достижения хотябы цели удержать рост глобальной температуры в пределах 2 градусов нужна средняя глобальная цена на уровне минимум $85.

Перспективы для России

В России в настоящее время не установлена обязательная плата для бизнеса за выбросы углерода. В принятой в 2021 году Стратегии низкоуглеродного развития до 2050 года этот инструмент называется лишь в числе возможных мер целевого сценария применительно к наиболее неэффективным углеродоемким отраслям.

В Сахалинской области сейчас проводится эксперимент по достижению углеродной нейтральности к концу 2025 года. В сентябре этого года для 35 компаний региона с выбросами более 20 тыс. т CO2 в год были установлены углеродные квоты. Плата за превышение квоты составит 1 тыс. руб. за тонну CO2. Но в целом текущая климатическая политика России направлена на создание добровольного рынка.

Россия, как и другие страны БРИКС, избрала «мягкий путь» внедрения углеродного регулирования, «максимально комфортного для ведения бизнеса», написал министр экономического развития Максим Решетников в статье «Климатическая политика в России: наука, технологии, экономика», опубликованной 27 ноября в журнале «Проблемы прогнозирования». Он подчеркивает необходимость «иметь обоснованные оценки экономических эффектов от реализации отдельных решений, направленных на декарбонизацию российской экономики».

Министр в статье анонсировал создание в ближайшие годы комплексной системы поддержки принятия решений по вопросам климатической повестки, которая обеспечит «научно аргументированную поддержку российской переговорной позиции по вопросам глобального климатического регулирования на международной арене».

В пресс-службе Минэкономразвития РБК заявили о возникшей потребности актуализировать действующую правовую базу углеродного регулирования. «Минэкономразвития сейчас ведет работу по совершенствованию критериев климатических проектов, порядка верификации таких проектов, начинает формировать критерии регулируемых организаций с объемом выбросов от 50 тыс. тСО2-эквивалента, которые обязаны будут представлять отчетность с 2025 года»,— сообщили в пресс-службе.

При введении углеродного регулирования необходимо оценивать все плюсы и минусы с точки зрения бизнеса, считает директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв. «Можно ввести плату за углерод и собирать определенные объемы средств, у нас довольно углеродоемкая экономика, и потенциал здесь большой. Но вопрос, какие при этом будут потери,— этоже дополнительные издержки, и как это повлияет на экономическое развитие»,— говорит он. По словам экономиста, этот фактор сдерживает введение таких механизмов в развивающихся странах. Впрочем, есть пример Казахстана, в котором с 2013 года действует система торговли углеродными квотами, напоминает Широв.

Выбор наиболее подходящего для России механизма ценообразования на углерод является сложной задачей, при реализации которой надо учесть множество потенциальных положительных и негативных социально-экономических эффектов и найти оптимальный баланс между ними, солидарен Колобов. Учет национальных интересов и приоритетов социально-экономического развития является главным условием достижения Россией углеродной нейтральности к 2060 году, напоминает он.

В ближайшие годы введение углеродного регулирования крайне маловероятно— к этому не готов как регулятор, так и бизнес, уверена Горячкина. По ее мнению, для начала необходимо поставить четкие цели по декарбонизации для каждой отрасли. «Оптимально в первую очередь внедрять поддерживающие (льготы, субсидии) и рыночные механизмы (добровольный углеродный рынок) и уже в последнюю очередь вводить углеродное регулирование (углеродный налог, систему квотирования выбросов парниковых газов)»,— говорит она.

С предложением ввести в России углеродный налог выступал в 2019 году Анатолий Чубайс, который тогда возглавлял «Роснано». Президент Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин неоднократно высказывался против, указывая, в частности, на то, что сбор может ограничить инвестиции предприятий в экологическую модернизацию.

Директор департамента финансовой политики Минфина Иван Чебесков (сейчас замминистра финансов) в октябре 2023 года заявлял, что углеродное регулирование и экологические риски— «это то, что ждет нас в будущем». «Наши ближайшие и самые большие торговые партнеры разрабатывают соответствующие системы по работе с климатическими изменениями, системы по учету углеродных единиц. Это то, что нам тоже необходимо будет сделать и пройти»,— говорил он.

Поделиться Поделиться Вконтакте Одноклассники Авторы Теги Какие виды птиц живут в Москве и где за ними наблюдать